Наталия Яровая - Тень Казановы

— Сереж, я такая жалкая?

— Не болтай глупостей!

— Я жалкая, Сережа. Я всю жизнь рвала себя. И тебя рвала! Ясно же было — не мой ты, ну не мой! Нет, в клочья рвалась, доказывала — мой! Себе доказывала, другим… Операции на морде делала, деньги зарабатывала, везде блестела. И — мимо, мимо. А надо было залететь от тебя сразу, сожрать бочку квашеных зеленых помидоров, родить девочку, потом — двойню, потом — мальчика и встречать тебя каждый вечер усталого с работы. Блины по воскресеньям стряпать, гульки твои мелкие терпеть. И все! Счастье было так близко!

— Маша. Маша! Это не такое уж счастье было бы для тебя.

А мне совсем как-то грустно стало. Зря прожила сорок лет. В погоне за мистикой. То, что нужно ему, я никогда не смогла бы дать. Вот сейчас прожила полжизни и решилась. И ни одной счастливой физиономии рядом! Ну скажи, Безуглов. Свою любимую фразу: «Важно вовремя определить приоритеты». Сказал другое:

— Давай, Маш, пока просто жить.

— Как?

— День за днем.

Сталлоне, блин! Рэмбо, кажется, так говорил.

Мы стали жить день за днем. Утром Сережа уезжал в контору, возвращался рано, никогда не задерживался, часам к четырем-пяти уже был дома, готовил ужин, кормил меня, потом сидел рядом, читал вслух какую-нибудь белиберду или смотрел телевизор. Он пересказывал мне городские сплетни или новости из нашей конторы, рассказывал свежие анекдоты. Он всегда сидел рядом и держал мою руку. Иногда целовал в ладонь, возле большого пальца. Но я видела: он погружен в себя, в свои новые проблемы. Это я, Сережа, тебе их придумала. Эх, Машка, Машка!

Теперь я всегда лежала на диване в гостиной и, мне кажется, больше не вставала. Ребенок в животе шевелился и пинал меня изнутри то коленкой, то кулачком.

— Как ты ее назовешь, Безуглов?

— Почему я? Мы вместе придумаем ей имя. И не называй меня Безугловым!

— Как хочу, так и называю, — отвечала я и отворачивалась к стенке. Спать, спать, спать. Не хочу просыпаться. Хочу уснуть и не просыпаться. Больше ничего не хочу. Ни девочку, ни семью, ни Безуглова. Лети, голубь! К Вике, к Гришке — куда хочешь. Ты — не мой, ты — их.

Потом Сергей перестал ходить на работу и все время был рядом. Я лежала, отвернувшись к стене, а он сидел на моем диване или рядом в кресле. Носил тарелки с едой, стаканы с соками. Потом уносил назад. Молчал, слава богу. И я молчала.

— Маша, так нельзя, — сказал через неделю. — Ты погубишь себя, меня и ребенка.

Я подумала и ответила:

— Ну, тебя и себя я давно погубила, а вот ребенка жалко. Давай подгоняй машину, поедем за город куда-нибудь, подышим елками.

Он обрадовался, засуетился, натащил мне одежек разных из шкафа. Чтобы не поддуло, чтобы не продуло, чтобы не промокла, чтобы не давило нигде. Потом на себя штаны какие-то спортивные натянул и куртку первую попавшуюся.

— Я через пятнадцать минут, — пообещал. — Ты подожди, я поднимусь за тобой. Одевайся пока.

И убежал. Чужой, красивый, сильный. Сережа Безуглов. В пятнадцать минут ты, конечно, не уложишься: пока на стоянку, пока прогреешься, пока подъедешь, поднимешься за мной…

Я встала с дивана и первым делом подошла к зеркалу. Зря, конечно. Смотреть там было совершенно не на что. Жутик, да и только. Призрак с животом.

Времени мало. На кухне жадно выпила стакан воды — так хотелось. Потом открыла духовку и включила весь газ в плите. Очень мало времени. Но говорят, такая смерть — легкая. Даже сладкая. Прости, дочечка! Ты, конечно, сразу в рай. А я… Сама виновата…

Черная осень длилась долго-долго. Но прошла. Плавно наступила зима.

На душе тоска моя словно тоже снегом прикрылась… «Зима, холода… Одинокие дома».

Я немало пережила. Я ждала Сережу из этого Серышева. Долго ждала. Я воевала с какими-то смешными бандюками, которые только и умеют, что баб с детьми пугать. Потом Сережина депрессия… Я делала все, чтобы ему было легче. Теперь Сережа счастлив и устроен. Жалко, что не со мной. Видно, не судьба. Пустые-пустые глаза. И суетливый какой-то. Не мой Безуглов. Машкин. Надо жить без него. Учиться жить без него. Я в общем-то никогда и не привыкала жить с ним. Даже когда был рядом. Так, подарок судьбы… Спасибо и на том, что было. Однако хватит ждать. Нет больше никаких сил. Все прощала, все терпела. Хватит. Правда, хватит!

Жизнь не закончилась, хотя весьма потускнела. Но пора бы мне отвлечься от своей тоски и заняться делами насущными. Вон, дети растут не по часам, у Васьки — свои проблемы, у Юльки — свои. Да и дом постоянного участия требует. То бойлер, то трубы, то замки в дверях… Хватит, Вика, хватит! Забудь Безуглова, отпусти и забудь…