Екатерина Риз - Квартирный вопрос

— У неё выбора не было, Жень. Не думаю, что Руслан очень обрадовался бы, узнай, как она его надула. У них сейчас новая жизнь, мнимо-благополучная, у него новые хозяева, и предстать перед ними одураченным собственной бабой… Вот и выходит так, что спустя два года всё шито-крыто. И даже завод никому уже не нужен, хоть даром забирай.

Я обняла его и пару минут мы лежали молча. Не знаю, о чём думал Глеб, а я вот размышляла о том, что если бы не случился два года назад весь этот кавардак, мы бы с ним и не встретились никогда. Получается так, что я Руслану "спасибо" сказать должна? За то, что когда-то Мартынова по его вине чуть не убили.

Глеб крепко сжал меня, а потом расслабился и потянулся.

— Так что, на море мы поедем?

— Поедем, — шепнула я, продолжая думать о своём.

— А в Москву?

— И в Москву.

Глеб потёр ладонью мою шею, потом взъерошил волосы.

— А если придётся переехать в Москву? — спросил он.

Я уткнулась носом в его грудь.

— Значит, переедем.

Он поцеловал меня в висок. Потом позвал:

— Жень.

— Что?

— Ты замуж за меня пойдёшь? После таких ужасов? — передразнил он меня.

Я глаза закрыла, и обняла его.

— Я подумаю.

Мартынов стоял перед открытым холодильником и с хмурым видом разглядывал его содержимое. Потом достал йогурт и покрутил его в руке.

— Это завтрак?

Я прошла мимо и провела ладонью по его спине, а затем поинтересовалась сладким голосом:

— Ты проголодался, милый?

— Вообще-то да. Жень, а где пироги, хоть булочка какая-нибудь… Где хоть какая-то еда?

— Сейчас я что-нибудь приготовлю.

Он холодильник захлопнул.

— Здорово. Вот только интересно, из чего?

— Если бы было из чего готовить, разве было бы также интересно?

Я достала из холодильника пакет кефира, два яйца, из шкафа банку с мукой, и улыбнулась, заметив, что Мартынов хмуриться перестал. Подошёл и поцеловал меня в щёку. Правда, мысль свою решил развить:

— Всё-таки это ненормально. Слышишь, Жень?

— Что именно? — переспросила я, оглянувшись на него через плечо и не переставая помешивать тесто для блинов.

— У меня такое чувство, что ты вообще есть перестала.

— Почему? Я просто не готовлю. — Я пожала плечами. — Не для кого.

— А раньше для кого готовила?

— А раньше, Глеб, я, стоя у плиты, успокаивалась.

— А-а, — протянул Мартынов, ухмыльнувшись.

— Вот именно. Но в последние полгода меня даже готовка не успокаивала, а если смысла нет, то зачем это делать? Чтобы есть и толстеть?

— И ты решила не есть и худеть?

Я разозлилась.

— Отстань от меня. Лучше сок сделай.

Он шлёпнул меня ладонью пониже спины и занялся соковыжималкой.

Это был первый день нашей новой жизни. Пока непривычной и из-за этого ещё более чудесной, как мне казалось. Я сидела напротив Глеба за столом, слушала его, отвечала на вопросы о поездке в Европу, Мартынов время от времени оглядывался на картины, развешанные на дальней стене, а я не спорила, когда он подкладывал мне на тарелку очередной блинчик. Решила сегодня ему приятное сделать и ела всё, не вспоминая о диете.

После завтрака я заметила, что Глеб уже несколько минут стоит у балконной двери, отдёрнув лёгкую штору, и смотрит на заснеженную крышу. Он выглядел задумчивым, а потом повернулся и сказал:

— Ты о поездке подумай.

— На море? — уточнила я.

Он кивнул. Я руки полотенцем вытерла и осторожно поинтересовалась:

— Ты устал?

— Просто уехать хочу, хоть ненадолго. Как только можно будет…

— Так и поедем, — подхватила я. — Я всё сделаю, ты не волнуйся. — Подошла к нему, взяла под руку и тоже на крышу посмотрела. — Ты туда смотришь и вспоминаешь лето.

— Может быть.

— Ты пять лет не был на море, — вспомнила я.

— Я пять лет не был в отпуске, это хуже.

Я приподнялась на цыпочках и поцеловала его в подбородок, потом обняла за шею.

— Глеб, — позвала я.

Он невыразительно угукнул, а я снова его поцеловала.

— Я тебя люблю.

Я не ждала, что Глеб мне ответит, а уж тем более, не надеялась услышать ответное признание. Думала, что он просто улыбнётся или по привычке отделается шуткой, но Мартынов был непривычно серьёзен, продолжал смотреть в окно, на небо, и вдруг сказал:

— Сейчас снег пойдёт.

Я тоже посмотрела за окно, но почти тут же отвернулась и спрятала лицо у него на груди. Глеб обнял меня двумя руками и пристроил подбородок у меня на макушке. Я щекой к его груди прижималась и чувствовала себя довольной и счастливой. Когда же зазвонил телефон, даже ногой от досады топнула. Глеб руки разжал, а я посмотрела с сожалением.