Наталья Потёмина - Зачем тебе любовь?

– Спят усталые игрушки, мишки спя-а-а-ат! – Ленка улыбнулась своему отражению в оконном стекле и продолжила: – Одеяла и подушки ждут девч-а-а-а-т... Только Ленка не ложится, Ленке-дурочке не спится, глазки закрыва-а-ай...

Под долгое и продолжительное «баю-бай» Ленка с трудом поднялась и поковыляла в комнату. Взглянув на часы, она одобрительно замотала головой. Четыре зеленых змея показывали без пятнадцати два. Не так и поздно, есть еще надежда встретить утро человеком, а не свиньей подколодной.

Не раздеваясь, прямо в махровом халате она забралась под одеяло и закрыла глаза.

Мышь увидела перед собой громадную толстую бабу. Одной рукой та держалась за дверцу холодильника, другую прижимала к груди. Рот был широко распахнут, беспомощно пуст и чем-то напоминал вход в темную мышиную нору. Мышь не растерялась и, быстро перебирая лапками, засеменила в сторону гостеприимно предоставленного убежища.

Баба сделала судорожный вдох-выдох и снова принялась извлекать из себя звуки, напоминающие вой милицейской сирены. Мышь резво пробежала по резиновой кромке холодильника, перескочила на любезно предоставленную руку и, чуть было не потеряв равновесия где-то в районе бабьего плеча, успела-таки уцепиться за бретельку ее лифчика. Привычно подтянувшись на лапах, она благополучно миновала мощную складчатую шею, вскарабкалась на подбородок, скользнула пузом по мокрым розовым губам и скрылась в неизведанных глубинах. Баба с хвостатым кляпом во рту так и стояла на месте и каким-то странным, горловым образом издавала те же протяжные и рвущие душу вопли.

Ленка резко открыла глаза и опять посмотрела на часы. Было без десяти четыре. В коридоре надрывно голосил телефон. Ленка встала и на ватных ногах вышла из комнаты.

Звонил Игорь.

Сначала он заявил, что Ленка сволочь. Потом извинился за сволочь и обозвал свиньей. Потом извинился за свинью и сказал, что она просто нехорошая девочка и что у него нет больше сил уговаривать ее, поддерживать, подзадоривать, теребить, встряхивать, стимулировать, умасливать, обещать, предлагать и, наконец, заставлять работать. Она должна как-то разобраться – или она с ним, или против него. А так как она уже давно и скоропостижно его бросила, значит, точно против него, а может быть, против не одна, а с кем-нибудь другим за компанию. И хоть предательство в их общей, надо думать, среде – дело вполне обычное и не влекущее за собой душещипательных сцен с заламыванием рук и криками «как ты могла так со мной поступить!», но неприятный осадок все равно останется. И она должна бы уже понимать, что порядочные женщины так не делают и старый друг, как ни крути, лучше новых двух, а может быть, даже и трех... центнеров молодого безмозглого мяса. А у него, старого, и с усвояемостью ее капризов все на высшем уровне, и опыт, сын ошибок трудных, накопился и ждет своего применения, и колею, если понадобится, пожилой конь не испортит, поэтому глупо отказываться от таких богатств, ведь только в общей связке, поддерживая друг друга, они смогут одолеть любые препятствия, возникающие на нелегком пути. А если все это неправда и она верна ему, как и прежде, то он тем более не понимает, как можно бросить все начатое, когда оно не только заработало, но и стало набирать вполне ощутимые обороты. Процесс пошел, не мог не пойти, расстановка сил на шоу-рынке изменилась, чаша весов качнулась, в конце концов, в их сторону, их гениальные песни вдруг кому-то понадобились, еще пока не нарасхват, без драк, но все же продвижение вперед стало более заметным и явно происходит по нарастающей.

– Считать умеешь? – орал он. – Ада взяла в свой последний альбом две песни, Ютас записал одну, мальчишеская группа снимает клип на «Зимний дождь», Тахир готовит «Хана», да еще мои сольники в «России». Надо же написать что-то новое!

– Надо, – коротко ответила Ленка.

– Ну! – обрадовался Игорь. – А барышня легли и просют! Как ты смеешь ставить на себе крест сейчас, когда все так здорово завертелось, когда все только начинается – по крайней мере, для тебя. Я хоть и старый, но еще молодой, у меня все уже было, и меня ничем не удивишь. Но ты! Ты! Хотя бы ради себя могла бы оторвать задницу от дивана и перенести ее за письменный стол. Я пустой без твоих стихов, понимаешь? Я без тебя не композитор, а хрен немазаный, двух нот сложить не могу. Ты одна меня вдохновляешь! Даже, не побоюсь этого слова, не вдохновляешь, а возбуждаешь! Ты только не подумай, ты же знаешь: я люблю одну свою Олю. Хотя... – рискнул развить тему Игорь.