София Катенина: Счастье будет!

Получив необходимую массу тяжеловесных женских комплиментов, Катя начинает второе действие «Те же и мужчина». Он, как правило, недоразвитый козел, который втоптал нежные Катины мечты в грязь и при этом задолжал за травку. Подробному описанию подвергаются также первичные половые признаки козла, которые для Кати играют едва ли не ключевую роль. Так что все эти разговоры про то, что женщинам не важен секс, а также размеры, – полный бред! Вы не знаете Катю!

Третья часть – моя самая любимая. Ради нее я готова часами позориться в общественных местах, вжимаясь в стол от стыда и смеха, пока Катя расписывает своих бойфрендов под хохлому. В третьей части Катя выдает настоящие ноу-хау по способам поиска и завоевания мужчин. Некоторые из них поражают в самое сердце.

В этот раз ради знакомства с мужчиной Катя провернула операцию такого масштаба, что я не уверена, укладывается ли произошедшее в рамки российского законодательства.

Мы с Катей оказались в числе приглашенных на редкое мероприятие – торжественный ужин по поводу встречи выпускников страшно знаменитой и такой же баснословно дорогой бизнес-школы Wharton, который в этом году проходил в России. Ужин, к слову сказать ужасно организованный, проходил в шатре, специально раскинутом в зеленых кустах подле усадьбы Кусково. Из закусок здесь были только свекольный мусс с крабами и селедочный паштет; зато прямо перед Катей сидел настоящий суперприз, стоящий сомнительной кухни в стиле фьюжн, – молодой и неженатый вице-президент одного из известных западных банков, вернувшийся в Москву после окончания бизнес-школы.

Он был там не один; вообще, на ужине впору было грести частым гребнем и консервировать впрок. Рядом со мной сидел рыжий и общительный шотландский инвестиционный банкир, который оказался вегетарианцем и пытался сменять свой бифштекс на мою порцию спаржи. Я уж было настроилась на то, что долг гостеприимства заставит меня давиться жестким мясом, как вдруг к моему новому знакомому (кажется, его звали Эндрю, хотя я могу и ошибаться) подсела его супруга. Супруга обладала дорогой крокодиловой сумкой и столь же экзотической профессией – дизайнер бриллиантов. В ходе недолгой и сдержанной беседы я выяснила, что она придумывает новые формы огранки драгоценных камней. Вздохнув, я принялась за спаржу.

Тем временем Катя была крайне заинтригована новым знакомством.

Вениамин Линдман – а вице-президента звали именно так – был очень породистым трофеем. У него были приятные очки в неброской оправе и классический галстук в семь сложений шелка. В его облике присутствовала подкупающая харизма хорошего мальчика из приличной еврейской семьи; его хотелось и остерегаться, и оберегать одновременно. Ощущение близости настоящей добычи действовало Кате на нервы и горячило кровь; она, как старатель на золотых приисках, физически почувствовала манящий аромат удачи.

Кто знает, может быть, это судьба привела ее сюда, под гостеприимные холсты снятого напрокат белесого шатра в Кусково, и теперь все – включая счастье будущих детей – зависит только от нее? Катя выскочила в дамскую комнату, которая оказалась синей кабинкой экологического туалета, и вернулась не скоро и во всеоружии. На ней красовался свежий макияж, пуговицы на блузке были призывно расстегнуты до грани, за которой заканчивалось приличие. Под успокаивающее бормотание Михаила Горбачева, виновного в распаде СССР, в палатке зарождалось большое советское чувство.

Развитие сценарного плана, к сожалению, не предполагало танцев; других же возможностей продемонстрировать Линдману, чего он по нерасторопности может лишиться, Катя не имела. Коварный соблазнитель, Веня повел себя прямо по технологии try and buy – рассказал о невероятных успехах на поприще реконструкции и развития, а потом как-то весь охладел и обмяк и взялся есть безе и слушать спикеров. Катя же, которая еще за аперитивом начала представлять свое свадебное платье, а к кофе стала репетировать фразу, которую она скажет маме Вениамина при знакомстве, была безутешна.

– Я уродина? – громко прошептала она, перегнувшись через разделявшую нас пахучую бутоньерку с лилиями. – Я отвратительный крокодил?

От меня пахнет? У меня прыщ? Я размазала тушь или у меня кривые ноги?

– Ты прекрасна, – вещала я, тревожно принюхиваясь. От жары и теплого белого вина у меня кружилась голова. – Ты великолепна, восхитительна и сексуальна. Не тревожься. Может быть, у него несварение от мусса, а здесь очередь в экологический туалет. А может, он боится, что его сослуживцы станут свидетелями его слабости и личной жизни. Кстати, возможно, он вообще голубой. У них это в порядке вещей, в Америке.