Даниэлла Вуд - Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

— Хочешь чего-нибудь выпить? — раздался незнакомый голос совсем рядом со мной.

Я подняла глаза на его источник. Так вот, значит, каков он, этот хозяин вечеринки, лидер вышеупомянутой стаи! Глаза у него посажены так близко, будто наперегонки катятся к переносице, а длинные курчавые волосы свисают по обеим сторонам лица, как уши спаниеля.

— Да, спасибо.

Как видите, я была достаточно вежлива.

— Коктейль?

— Само собой…

А как еще я могла проявить свою опытность?

— Коктейль у нас здесь только один, — сказал Джерард, и все засмеялись.

— Называется «Еришигон», — по буквам произнес кто-то.

Жерар открыл банку с пивом и сделал большой глоток. Потом плеснул в банку зеленоватой жидкости из квадратной бутылки. Когда он протянул банку мне, оттуда пахнуло мятой и пивом.

— Мятный ликер, — сказал он, потрясая бутылкой.

Мне надо было с ходу показать, что я своя в доску, поэтому осушила банку в три глотка и вытерла рот ладонью.

— Ух ты! Вижу, малышке Рози наш коктейль пришелся по вкусу, — восхитился Жерар. — Еще баночку?

Со второй банкой я поступила точно так же, заслужив и возгласы одобрения, и пронзительный свист присутствующих. «Дела пошли на лад», — подумала я.

— До тебя еще не дошло? — Какой-то парень возник рядом со мной, обдав меня волной перегара.

— Что не дошло?

— Что такое еришигон?

— И что?

— Можешь произнести по буквам?

— Конечно, могу.

— А задом наперед?

Задом наперед — ноги шире? Ой, блин!

Нельзя не отметить, что некоторые мужчины в области ухаживания с возрастом не эволюционируют, оставаясь на том же зачаточном уровне, что и старшеклассники, с которыми я общалась той памятной ночью в лодочном сарае Дефис-Уилсонов. Не так давно я познакомилась с сорокалетним мужчиной, который назвал свою, по его уверениям, весьма шикарную яхту «Еришигон» и посчитал это удачной шуткой. Но, оказывается, в тот вечер, когда я впервые узнала о существовании этого забавного словесного перевертыша, Джерард наблюдал за мной, выжидая.

Наконец он решил, что я уже достаточно набралась, и вывел меня из сарая на пристань. Впившись ртом в мои губы, он энергично завалил меня на доски. В небе прямо над собой я увидела луну, которая, судя по всему, просто-напросто закрыла глаза на все происходящее. Мне было слышно ритмичное пыхтение старого парома, пересекавшего, как всегда в пятницу вечером, устье реки. Но еще ближе раздавалось учащенное дыхание Джерарда Дефис-Уилсона, чьи огромные неуклюжие лапищи уже залезли мне под юбку и приступили к стягиванию трусиков. Потом я почувствовала между ногами, как в меня бестолково тычется, пытаясь войти и не находя входа, что-то тупое и твердое.

— Блин, ну и тесная у тебя дырка, — удивленно произнес Джерард.

Я приподняла голову, чтобы взглянуть на его расстегнутую ширинку, и поняла, что когда мама рассказывала мне о сексе, то упустила одну немаловажную деталь.

Моя мама — медсестра: она твердо убеждена, что ни в коем случае не следует использовать для определения частей тела глупые ненаучные названия. В этом она была вполне солидарна с виконтом Вальмоном, который подчеркивал, просвещая юную Сесиль, что в любви, как и в науке, важно уметь называть вещи своими именами. Да, медсестра Пэт Литтл всегда считала, что птичка — самый идиотский из эвфемизмов, когда-либо придуманных для обозначения вагины, и в детстве мне строго-настрого запрещалось применять это слово в данном значении. Мамина настойчивость в правильном использовании анатомических терминов возымела действие: пожилой дворник просто не знал, куда глаза девать, когда я в возрасте пяти лет, одетая в детсадовский комбинезончик, сообщила ему, что упала и ударилась вагиной.

Помню, как однажды, во время долгой поездки на машине мы остановились у общественного туалета. В женском отделении во всю журчали веселые струйки-ручейки и раздавался плач маленькой девочки, которая, всхлипывая, повторяла, что у нее болит там, внизу.

— У тебя птичка болит, дорогая? — приглушенным голосом спросила пожилая женщина чопорного вида.

— Ради всего святого! Это называется «вагина»! — возмущенно крикнула моя мать из закрытой кабинки.

Однако я не уверена, что она выступила бы столь же категорично, оказавшись на виду у всех, например у зеркала перед раковинами. Итак, сексуальное образование в семье Литтл всегда начиналось так рано, что его истоки буквально теряются в глубинах моей памяти. Для мамы половой акт был простым явлением, такой же функцией тела, как пищеварение или соответствующие отправления организма. Поэтому мне было хорошо известно, что член предназначен для введения в вагину. И меня абсолютно не интересовало, как это происходит в действительности. К тому же я довольно рано ознакомилась с широким ассортиментом болтающихся членов. Прошу заметить: не петушков, не краников, не морковок там каких-то, а именно членов!