Даниэлла Вуд - Пугалки для барышень. Не для хороших девочек

— Рози, — представилась я.

Некоторое время мы оживленно болтали на берегу реки, а потом перешли в маленький темный паб, где я не стала афишировать свой возраст, поскольку была на одиннадцать с половиной месяца младше, чем позволял возрастной ценз. Ни один из напитков, украшавших витрину бара за крепкой дубовой стойкой, не показался мне знакомым, да и названия на банках в холодильнике ничего не говорили, за исключением XXXX. Однако мне было известно, что четыре икса ни один уважающий себя австралиец пить не станет.

— Блин, я в недоумении, — сказала я. — Что ты выпил бы, если бы не был за рулем?

— Пожалуй, «Черная змея» подойдет, — сказал он.

— То есть?

— Сидр, светлое пиво и сок черной смородины.

Вспомнив «Еришигон», я быстро произвела в уме проверку коктейля на предмет безопасности, но не усмотрела в смеси «Яемзяанреч» особой опасности.

— Тогда это, — сказала я. — Спасибо.

Я пила так медленно, что моей пинты «Черной змеи» хватило на все время, которое потребовалось нам обоим, чтобы пересказать друг другу всю свою жизнь. И когда я вдруг испугалась, что не успею вернуться вовремя, Джулиан отвез меня домой в своем крошечном автомобильчике. Остановившись перед резиденцией Ларри и Джуди, он покровительственно накрыл мою руку своей.

— Знаешь, у меня есть две сестренки, и даже думать не хочется, что одна из них могла бы сесть в машину к незнакомому мужчине, как ты только что. Пожалуйста, обещай, что никогда больше не будешь так делать.

Было забавно слышать, как этот милый мальчик причисляет себя к отряду незнакомых мужчин, но у него было такое серьезное лицо, что я удержалась от ехидной ухмылки. Вместо этого я рискнула чмокнуть его в щеку и побежала по дорожке к входной двери, гадая, что сказать Ларри и Джуди о доме, где провела детство моя бабушка.

Спустя несколько недель пребывания в доме крестного я пришла к однозначному выводу, что мамино напутствие насчет косичек в моем случае неактуально. Ларри, несомненно, меня невзлюбил. Иногда он вел себя со мной так же безразлично, как с Джуди, а иногда напускал на себя патриархальную строгость, назначал сроки выполнения своих требований, изобретал никому до тех пор не известные правила и в очередной раз давал мне указание прибраться в своей комнате.

В глубине души я жалела его за то, что у него не было своих детей, чтобы изводить их с помощью дисциплины (ну ладно, ладно, не так уж я его и жалела), но мне было семнадцать лет, и я считала себя слишком взрослой, чтобы выслушивать указания на каком поезде ехать и к какому часу возвращаться домой. К тому же я не могла понять, почудилось ли мне это или он и в самом деле становился все строже и строже с тех пор, как я познакомилась с Джулианом.

Общаясь с Джулианом, я чувствовала себя так, словно оказалась без присмотра в кондитерской лавке. Кожа у него была такого карамельного оттенка, которого просто не бывает у англичан из Европы, учитывая, в каком климате они живут. Прядь медовых волос падала ему на глаза цвета рома. Я любила покусывать его губы, невероятно пухлые, бледно-розовые и нежные, как рахат-лукум. Имея в виду дихотомию размеров пениса в изложении моего одноклассника Джеффри Смизерста, я предполагала, что у Джулиана он скорее длинный и тонкий. Но в реальности это было совсем не противно. Вовсе нет. На ощупь он оказался мягкий, как марципан, а по цвету похож на шляпку гриба. А еще он мог неожиданно менять форму.

Как-то раз во второй половине дня, в спальне Джулиана, когда я довольно долго забавлялась этой чудесной игрушкой, она испугала меня, оставив на моей ладони теплую лужицу. Лужица была немного похожа на желе или на сливки, а на зубную пасту совсем не похожа. Я принялась гадать, ожидают ли меня впереди и другие столь же неожиданные сюрпризы. О да!

В похожем на бордель кинотеатре с бесформенными пуфами и диванами вместо кресел наши руки и ноги сплелись в единое целое, я почувствовала на своем языке язык Джулиана и задрожала. Но это не была та холодная дрожь, от которой кожа покрывается мурашками. Такого со мной никогда раньше не случалось. Дрожь пробежала по всему моему телу, проникая в кровь, как некий волшебный эликсир. Сначала теплом наполнился низ живота, потом желудок, потом оно поднялось пугающе близко к сердцу. Я была уверена, что если посмотрю в темноте на свои запястья, то увижу, как вены пульсируют ярким голубым светом. «Блин, что со мной происходит?» — удивилась я.

Тогда мне казалось, что я надежно прячу свои новые ощущения под защитным слоем зимней одежды и подростковой угловатости. Но теперь я начинаю подозревать, что голубые волны, которые начинали бежать у меня по телу, словно излучение сканера, при одной мысли о Джулиане, были заметны всем окружающим на открытых участках моей кожи: на запястьях, ладонях, лице и шее.