Памела Кент - Притяжение любви

— Я измучилась. Вчерашний день был таким изнурительным.

— Но ты всегда спала очень чутко.

— Я была моложе.

— Ты и сейчас еще очень молода.

Она вытерла глаза. Они часто были у нее на мокром месте. Так же легко и естественно она смеялась, любила. Ей всегда казалось это само собой разумеющимся, но сейчас она была бы рада сдержать слезы.

— Я знаю, что ты беспокоишься, — произнесла она, тщательно подбирая слова. — Я благодарна тебе за это. Но не волнуйся, пожалуйста, ради нас обоих.

Его рука коснулась ее щеки. Глаза смотрели внимательно и изучающе.

— Почему?

— Потому что я не могу этого вынести. — Она проглотила комок в горле. Он был так близко, но в то же мгновение она вспомнила, насколько далеки они друг от друга сейчас, и так было всегда. Мучительно знакомое ощущение близости Стефана не могло возместить всего того, чего никогда не было в их отношениях. Его колючий небритый подбородок, сонный утренний запах кожи, жар его тела, когда оно сливалось с ней. Но все это никак не могло быть важнее того, что всегда отсутствовало в их отношениях.

— Я попрошу Хильду побыть с тобой, — сказал он мягко.

Линдсей очень уважала и ценила мать Стефана, хотя та была ее полной противоположностью. Хильда Дэниелс жила в мире цитат и формул. Уйдя на пенсию, Хильда — профессор физики все свое время теперь посвятила тому, чтобы донести до широкого круга людей принципы и положения любимой науки. Ее первая книга пользовалась огромным успехом, который и окрылил ее для написания следующей.

Хильда не любила возиться на кухне, у нее даже не было кухонного фартука. Она считала, что дети должны знать свое место, и в ее понимании этим местом была библиотека или классная комната. Ее дом был наполнен ценными произведениями искусства, музыкой Вагнера и философскими разговорами. Она любила своих внуков, так же как и своего сына, но ни Хильда, ни недавно умерший отец Стефана, Сэмюель, чьи исследования ДНК принесли ему мировую известность, не понимали детей. Джеф и Мэнди любили и восхищались своей бабушкой, но предпочитали как можно реже бывать в ее доме.

— Уверен, что она будет счастлива помочь тебе. — Стефан встал.

— Не сомневаюсь. Но она будет еще счастливее, когда вернется домой к поискам новых способов объяснения теории относительности для других.

— Ты собираешься ей рассказать, что с тобой случилось?

— Да.

— Она не сможет понять.

— Думаю, ты прав.

Линдсей спустила ноги с кровати. Она вспомнила, какой незащищенной и жалкой она была в тонком больничном халатике. Хорошо, что сегодня утром на ней собственная одежда, а на Стефане гораздо меньше одежды, чем вчера. Но она чувствовала себя как-то неловко, хотя фиалкового цвета рубашка прикрывала ее до самых лодыжек. Спальня, казалось, еще хранила их близость, здесь все напоминало о радостных минутах, проведенных вместе, об обнаженных телах и спутанных волосах.

Его тело всегда приводило ее в восхищение. Он был прекрасно сложен, а правильное питание и занятие спортом укрепили и развили его. Поэтому он выглядел значительно моложе своих тридцати девяти лет и пользовался восхищенным вниманием женщин, встретившихся на его пути после развода. Она знала об этом, но не от Стефана, а от так называемых друзей, которые считали своим долгом рассказывать ей обо всем, что касается Стефана. Она находила выход, заводя новых друзей.

Линдсей посмотрела в окно.

— Мне не хотелось бы, чтобы это тебя волновало. Все, что случилось, случилось со мной, но я знаю, что сообщения об этом будут тебе неприятны. Я не притворяюсь, Стефан. Если я буду с кем-то говорить, то постараюсь быть осторожной.

Он хотел было ответить, но его остановил звук хлопнувшей дверцы машины. Они услышали счастливый крик Мэнди.

— Они уже приехали, я пойду открою дверь. Тебе лучше одеться. Я не уверена, что Хильда поймет, почему ты выглядишь не надлежащим образом.

— Понимаю, как это звучит, Хильда. — Линдсей налила себе еще чашку кофе. Пока Линдсей одевалась, ее свекровь приготовила кофе, но каждому досталась лишь крошечная чашечка. У нее было определенное мнение по поводу кофеина и прочих дурных, как она считала, привычек. Хильда не выносила человеческих слабостей.

— Существует множество объяснений подобных явлений.

Линдсей понимала, что Хильда старается быть доброжелательной. Она и в самом деле была добра, в ней не было злобы и предубежденности. Ее моральные принципы были такими же несгибаемыми, как и ее спина. Она знала, что правильно, и соответственно устраивала свою жизнь. В данный момент она была уверена, что необходимо мягко, но настойчиво переубедить Линдсей, пытаясь найти разумное объяснение случившемуся с ней.