Шарлотта Лэм: Наваждение

— Представить только, ты живешь в Нью-Йорке, — сказала она. — Мир становится все меньше с каждым днем. Я впервые оказалась в Лондоне, когда мне было уже тридцать, и, могу признаться тебе, думала, что у меня интересная, полная событий жизнь, а ты летаешь, не задумываясь, через Атлантику. Это ли не удивительно!

— Вы с папой должны приехать в Нью-Йорк навестить меня, — сказала Элизабет, а мать вспыхнула.

— Так далеко? Это же очень дорого, мы не можем позволить себе этого. Мы ведь не денежные мешки, ты знаешь.

— Я могла бы… — начала Элизабет, но миссис Гардинер остановила ее.

— Нет-нет, я слишком стара, чтобы летать. Я предпочитаю оставаться на земле, так безопаснее. — Она принялась заваривать чай. — Хелен сейчас кормит ребенка, она спустится вниз через минуту. О, это отцовская машина — беги встречать его, Лиз.

Очень тактично, подумала Элизабет, возвращаясь в сад. Отец как раз открывал калитку, в руках у него было полно всевозможных пакетов. Он остановился, как только увидел ее.

— Лиз!

— Привет, па. — Она обняла его вместе с пакетами и расцеловала, слегка привстав на цыпочки.

Джон Гардинер был ростом выше шести футов, высокий сухопарый мужчина с неторопливой манерой речи и ленивой походкой. Его когда-то черные кудри были совершенно седыми. Глаза лучились теплотой, они и сейчас были ярко-голубыми, открыто смотрели на собеседника. Джон Гардинер относился к жизни с любопытством и интересом. Его занимало все — от кузнечиков до принципов работы двигателя внутреннего сгорания. Такое неравнодушие делало его моложе. Он гораздо легче воспринимал какие-либо новые идеи, чем его жена, которая почти не покидала своих владений и редко отказывалась от старых привычек.

— Ну и как ты чувствуешь себя дома? Наверняка все кажется меньше и бледнее. Нью-Йорк, должно быть, совсем другой, чем Саффолк, из твоих писем видно, что тебе там нравится.

— Я отлично провожу время, па. Каждый день полон событий и впечатлений.

— А твой босс? Он тоже впечатляет? Она состроила гримасу.

— Хелен предупредила, что вы уже вроде как просватали меня ему.

— Подобная мысль никогда не приходила мне в голову, — смеясь, запротестовал отец.

— Ну хорошо, потому что из этого ничего не выйдет. Мы с Максом не интересуем друг друга в этом плане. Так что забудьте и думать.

Отец почти жонглировал сыпавшимися из рук пакетами, и она взяла часть их. Когда они подходили к дому, Джон Гардинер спросил:

— А Дэмиан? Что ты чувствуешь к нему сейчас?

Элизабет быстро взглянула на него.

— А разве ты не слышал…

— Ты уже в курсе? — Отец нахмурил брови. — Дэвид сказал тебе?

— Нет, узнала об этом от одного человека в Нью-Йорке. Па, почему ты не сообщил мне?

— Мы считали, что для тебя будет лучше забыть о нем. Он причинил тебе много боли, Лиз. Это было ужасно, этот несчастный случай, но, что касается тебя, мы всего лишь не хотели новых страданий. Дэмиан Хейс ушел из твоей жизни, и хорошо. Пусть все так и остается. — Отец замолчал и взглянул на дочь. — Это может показаться жестоким, но…

— Я знаю, — сказала Элизабет, в лице у нее не было ни кровинки.

Отец, нахмурившись, внимательно всматривался в ее глаза.

— Ты… ты ведь ничего к нему больше не испытываешь, так, Лиз?

— Я не знаю, что я чувствую, — сказала она и пошла в дом.

Хелен и Дэвид сидели вместе с миссис Гардинер за старым, чисто выскобленным столом на кухне. На столе красовалась стеклянная ваза с пионами, розами и голубыми пиками дельфиниумов. Вокруг вазы стояли тарелки с домашними пшеничными лепешками, сочный фруктовый пирог и большая миска с клубникой. Миссис Гардинер разливала чай в изящные фарфоровые чашки, которые Элизабет так хорошо помнила. В первый раз она наконец почувствовала, что снова дома.

— А где же Вики? — спросила она.

— Она остановилась у своей школьной подружки и приедет завтра, — ответила мать, передавая ей чашку.

— Ты ее не узнаешь, — сказал Джон Гардинер. — Она так выросла, что мне страшно.

— Единственная вещь, которая тебя страшит, так это работа, — возразила ему жена. — Постриг бы после чая лужайку — если кто-нибудь из нас пойдет туда, ему понадобится компас, там трава выше головы!

— Почему ты всегда преувеличиваешь? — Он раздраженно намазал джемом лепешку.

— И предложи Лиз лепешки, пока не съел все, — выговорила мужу миссис Гардинер.

Он молча повиновался, а Элизабет, улыбаясь ему, взяла с тарелки лепешку.

— У Греты красные щечки. У нее режутся зубки, Хелен? — спросила миссис Гардинер, и Хелен охотно вступила в разговор.