Кэтрин Харви: Бабочка

— Да, все это должно быть ужасно для вас, мистер Маккей.

— Проклятья, посланные Моисеем, не сравнятся с тем, что пришлось пережить мне за неделю.

Беверли неотрывно смотрела на него. Хотя он, очевидно, приложил много усилий, чтобы выглядеть молодцом, напряжение сказывалось.

— Вы много пережили? — тихо спросила она.

— Да, мадам.

— Вы очень страдали?!

Он заморгал глазами.

— Да.

— Вы чувствуете себя одиноким и брошенным?

На его красивом лице на секунду проступил вопрос. Затем он негромко ответил:

— Да, я чувствую себя именно так, мисс Хайленд. Просто удивительно, как хорошо вы меня понимаете.

— Мне знакомы подобные треволнения, мистер Маккей. Вы, конечно же, никак не можете понять, почему и как это все случилось. Вам должно быть кажется, что мир развалился на части без видимой на то причины.

— Позвольте мне сказать вам, мисс Хайленд, — он закашлялся, — могу ли я называть вас Беверли?

Она кивнула.

— Вы можете называть меня как хотите, мистер Маккей. Когда-то вы называли меня Рэчел.

Он оторопел.

— Как, простите?

— Разве вы не помните девочку по имени Рэчел, мистер Маккей, Рэчел Дуайер?

— Я… — Он взглянул на Боннера, который непонимающе пожал плечами. — Боюсь, что нет, мисс Хайленд. Кто она такая?

Беверли заговорила еле слышно, почти отрешенно.

— Рэчел Дуайер, которую вы подобрали на дороге в Эль-Пасо тридцать семь лет назад. Вы отвезли ее в Сан-Антонио и продали в публичный дом, владелицей которого была некая Хэйзл. Затем вы заставили Рэчел сделать аборт и велели Хэйзл выбросить ее на улицу. Ну, сейчас вспомнили, мистер Маккей?

По глазам было видно, что Дэнни вспомнил. Он облизал пересохшие губы.

— Нет, не припоминаю. Она, наверное, из многих любителей сенсаций, которые собрались в одном вагоне?

— Нет, мистер Маккей. Говорю вам, тогда вы меня называли Рэчел. Я — Рэчел Дуайер.

Глаза его широко раскрылись, затем сузились в щелочки.

— Этого не может быть. Рэчел была…

— Страшненькой, да, была. Но благодаря пластической операции перестала ею быть. И у меня тогда были темные волосы.

У него пропал дар речи.

— Не можете припомнить? У меня есть татуировка на внутренней стороне бедра. Вы ее сделали. Маленькая бабочка.

— Я… — Голос его сорвался. Он взглянул на Боннера — тот, казалось, абсолютно ничего не понимал. — Я не могу взять в толк, мисс Хайленд, о чем вы говорите?

— Пожалуйста, называй меня Рэчел. Я этого хочу. По старой доброй привычке.

— Я ничего не понимаю.

— Все очень просто, Дэнни. После Техаса я уехала в Калифорнию. Сменила внешность, имя. Ну а сейчас мы снова встретились.

Беверли видела пульсирующую жилку на его шее. Он был бледен как полотно, — наконец до него дошло.

— Ты… — прошептал он. — Ты — Рэчел?

— Да, Дэнни. Столько лет прошло. А ты думал, я умерла?

— Нет, но… — Он заерзал на стуле.

— Ты совсем не думал обо мне все эти годы?

— Это было так давно. — Он сглотнул. — Надо же, Рэчел Дуайер! — Он нервно засмеялся. — Да, ну и встреча. Почему ты раньше не сказала мне об этом? Почему скрывала? Ты вкладывала столько денег и оказывала такую поддержку моему делу — могла бы сказать мне, Рэчел. — Он почти кричал. — Да, счастливый миг!

— Ты действительно так думаешь?

— Конечно. Мы снова в одной команде, как и тогда. Подумать только, ты пришла помочь мне. Благодари Бога, Рэчел. Он заставил твое сердце простить меня. Я знаю, что причинил тебе боль, принудив к аборту. Но, поверь мне, потом бросился на колени и раскаялся. Я пошел к Хэйзл, но она сказала мне, что ты ушла. И тогда я стал искать тебя.

— Искать меня? Почему ты не заглянул в Нью-Мексико, где я родилась, или в Голливуд, где я, как я тебе много раз говорила, искала свою сестру?

— Понимаешь…

— Ладно, Дэнни. — Голос ее по-прежнему был тих. — Это было так давно, и мы так сильно изменились с тех пор.

— Да, это так. Господи праведный, ты настоящая христианка, Рэчел. Простить все и прийти на помощь в тяжелую минуту.

Беверли слегка нахмурилась.

— Боюсь, ты не понял меня, Дэнни. Я никогда не прощала тебя за то, что ты сделал. И сейчас я здесь не для того, чтобы спасти тебя.

Дэнни внимательно смотрел на нее.

— Я пришла, чтобы сказать тебе кое-что, что ты должен знать.

Беверли сидела спокойно, говорила невозмутимо, уверенная в своей правоте. В ее голосе не было ни гнева, ни холода, ни ненависти. Это была женщина, неторопливо рассказывающая историю своей жизни.

— В ту ночь, Дэнни, когда ты выбросил меня из машины и оставил, истекающую кровью, умирать, ты посоветовал мне запомнить имя Дэнни Маккея. Я запомнила. И дала себе клятву, что отомщу тебе. Все эти тридцать пять лет я жила одной мыслью, что ты должен заплатить за то, что сделал со мной.