Ирина Волчок - Лихо ветреное

Все равно все это не то. Зоя представила, как она приходит домой ночью, а ее никто не встречает. Никто бдительно не подслушивает, с кем это она и о чем говорит по телефону в такое время. Никто подозрительно не рассматривает синяк у нее на бедре, не поджимает неодобрительно губы, не греет к ее приходу воду, не стирает ее джинсы, не кипятит чай, не сидит с ней за столом, лупая полусонными глазами… Ах, как плохо будет ей одной. И дети без твердой мужской руки, конечно, в момент распояшутся, никакая няня не удержит. Придется ей тогда самой, наверное, замуж выходить. Да какой ненормальный польстится на троих чужих спиногрызов? Это вам не в кабаке за ноги хватать, да в баре зубы скалить, да до дому за ней гнаться… А интересно все-таки, кто же это нынче ее выслеживал? Томка говорит — грузин какой-то… Нет, она не говорила, что грузин, она говорила — черный. Да какая разница? Раз из «Фортуны» вышел, значит — из того же стручка горошина. Там нормальных людей не бывает. Гады гадкие. Пьянь убогая…

Зоя вдруг совершенно расхотела спать, открыла глаза и резко села в постели. Что это она сейчас подумала? Ерунда, не может быть. С какой стати этому Павлу следить за ней? Нет, не может быть. Да его и не было уже там, когда она уходила. Точно не было. Она бы заметила, если бы он был там. Он там один такой был… И даже не только потому, что трезвый. Он и внешне резко отличался от всех посетителей «Фортуны» — очень подтянутый, очень спокойный, очень уверенный и какой-то очень отстраненный. Как будто он туда по обязанности пришел, и то, что там творится, — ему не нравится, но, как воспитанный человек, он вежливо терпит и ждет, когда все это кончится. Наблюдатель. Может быть, из этих, в штатском? Но эти, в штатском, не должны бросаться в глаза, а этот Павел — уж очень заметная личность. Интересно, на каких таких курортах он так загорел? Чтобы так загореть — это полгода под солнцем жариться надо.

Нет, все правильно. Никакой это был не Хаз-Булат, Томка просто не разглядела как следует. Это Павел за ними ехал.

— А зачем? — шепотом спросила Зоя темноту в комнате.

Темнота в комнате загадочно молчала. Ну и пусть. Может быть, Зое не очень-то и хотелось узнать ответ на свой вопрос. Потому что она этот ответ, к сожалению, и так знала. Уж чего-чего, а своих намерений посетители «Фортуны» от нее не скрывали.

Хоть бы уж Феденька подольше ее не бросал, что ли…

Зоя опять легла, решительно закрыла глаза и приказала себе спать. Такой приказ всегда помогал. И всегда она засыпала, едва успев свалиться на кровать. Правда, может быть, и приказ тут бы совершенно ни при чем — она уже много лет так сильно уставала и так мало спала, что привыкла засыпать мгновенно, причем иногда в самое неподходящее время и в самых неожиданных местах — в автобусе, в машине, в очереди к парикмахеру, прямо в зеркальном зале на скамеечке в десятиминутном перерыве между первой и второй группой… Однажды даже в чужом доме уснула. Пришла заниматься с Ромкой Мамичевым, а у него в это время врач был, мать Ромки попросила немножко подождать, чайку пока попить… Зоя села в кресло, взяла чашку и — уснула. Ужасно неудобно получилось. Хорошо еще, что у Ромки мать — танк без комплексов, разбудила в момент. А то бы Зоя к другому ученику опоздала.

Так. Почему она сейчас не спит? Еще час назад засыпала на ходу. Сегодня так устала… Может быть, потому и не может уснуть? От переутомления. Так бывает, клубный врач Андрей Антонович рассказывал. Человек устает запредельно, а просвета — никакого, вот нервная система и пребывает в постоянной боевой готовности, чтобы не дать человеку свалиться в неподходящий момент. А потом уже можно поспать, а нервная система этого не понимает, она уже привыкла не отдыхать. И человеку отдохнуть не дает. Сама не гам и другим не дам. Так и бдит без толку. Если сутки не спать, и двое суток не спать, и неделю не спать — все, свихнешься. Будешь лежать и лупать в темноту бессмысленными глазами, размышляя, на кого похож этот черномазый Павел — на грузина, чеченца, турка… мулата?

Кто-то ей говорил, что у мулатов бывают необыкновенно красивые и талантливые дети. А, да, это Эдик ей говорил. Эдик считал себя мулатом, потому что одна бабушка у него была итальянкой, а другая — эстонкой, один дед был армянином, а другой — татарином, мама с папой привыкли думать, что они русские, как в паспорте записано, так что кем еще Эдик мог себя считать? Естественно, мулатом.

— У мулатов всегда очень красивые и талантливые дети, — говорил Эдик, заглядывая ей в глаза горячими итальянскими глазами и картинно встряхивая длинными желтыми эстонскими волосами. — Посмотри, какая у меня внешность! А дети у нас еще лучше будут. У нас будет много детей, ты ведь не против?