Эдриан Маршалл - Рыжее солнце любви

— Дрю, да что с тобой?! — Джад подошел к нему и тряхнул его за плечи. — Где Карриган?!

Лиси лихорадочно ощупывала рукой стену и наконец-то нашла выключатель. Увидев лицо Дрю при свете, она сразу поняла: случилось что-то непоправимое. В правой руке Дрю сжимал большую стеклянную пепельницу со сколотым краем, забрызганным какой-то алой жидкостью.

Кровь, подумала Лиси, и на мгновение ее сердце остановилось.

— Дрю? — только и смогла вымолвить она.

— Лиси, — наконец заговорил Дрю. Его серо-зеленые глаза до краев наполнились отчаянием. — Я убийца, Лиси. Ты же никогда не сможешь любить убийцу.

— Дрю, что ты наделал? — спросила Лиси, все еще не веря своим ушам. — Ты не мог убить.

— Мог. — Дрю сунул пепельницу Макнайту, предусмотрительно надевшему на руку перчатку. — Там, наверху… Но я, честное слово, не хотел ее убивать. Я просто пытался остановить.

— Ее?!

— Я — наверх, — сообщил Макнайт. — Лиси, разъясни Дрю его права. Дрю, учти, чистосердечное признание смягчит приговор… — Макнайт выбежал из коридора и рванул по лестнице, ведущей на второй этаж, в ту самую комнату, которую Мэт Карриган облюбовал для работы.

Дрю молча посмотрел на Лиси. Его губы тронула горькая улыбка, в которой она прочитала и раскаяние, и недоумение, и страх, и боль. Лиси прекрасно понимала, что теперь для этого человека она офицер О'Райли, который должен перечислить преступнику, Эндрю Донелли, его права. Лиси прекрасно понимала, как она должна поступить, но меньше всего ей сейчас хотелось следовать букве закона.

Она подошла к Дрю и, приподнявшись на почках, ласково провела рукой по его щеке.

— Дрю, что бы ты там ни натворил, я те верю, — прошептала она, уткнувшись лицом его грудь. — Ты никогда не смог бы умышленно причинить человеку боль. Я знаю это, потому что знаю тебя. Ты хороший, Дрю Донелли, очень хороший… — К глазам Лиси подкатили слезы, но она все еще старалась их сдержать. — Я люблю тебя и буду любить… И буду ждать, если понадобится, всю свою жизнь…

— Лиси… спасибо тебе, — охрипшим от волнения голосом прошептал Дрю и прижал ее к себе. — Спасибо, что ты мне веришь.

Лиси почувствовала, как все внутри нее переполняется мучительной и острой болью, болью разлуки. Но она лучше кого бы то ни было знала, что жизнь коротка и нужно ловить каждое мгновение, пусть даже это горькое мгновение расставания. Со всей нежностью, на какую только была способна, Лиси обвила руками шею Дрю и, не закрывая огромных влажных глаз, потянулась губами к его губам. Дрю наклонил лицо и подхватил ее поцелуй, как ветер подхватывает снежинки, только что упавшие на землю с седых небес.

И вот оно — то самое легкое покалывание губ тепло, разлившееся по всему телу» внезапная радость, ожившая внутри, и большая, размером с планету, надежда на то, что чудо все-таки произойдет… Позабыв обо всем на свете, обо всех на свете законах и правилах, эти двое стояли, прижавшись друг к другу, и в одном уж точно были уверены: любящие души не может разделить ни время, ни расстояние…

— Расслабьтесь, голубки! — донесся до влюбленных подозрительно веселый голос детектива Макнайта. — Отпусти его, Лиси, а то, ей-богу, задушишь в самом расцвете сил. А ему еще жить, между прочим, и радоваться.

Лиси и Дрю смерили Джада взглядами, в которых читались недоумение и смутная надежда.

— Все в порядке, Стелла Линдсей жива и здорова, правда на лбу у нее будет синяк с голубиное яйцо и несколько царапин. Ну ничего, до суда, как говорится, заживет. А вот Карригану, боюсь, придется малость подлечиться, — добавил Джад. — По-моему, он так напугался, что в прямом смысле слова потерял дар речи. Ну ничего, в конце концов, он же писатель. Главное, руки целы. Правда, Фокс?

Лиси растерянно кивнула, не осмеливаясь верить в то, что чудо все-таки случилось.

— Вот именно, графоманы! — Бригглс в сердцах хлопнул папкой по столу. — Это надо же нагородить такой огород! Ну а вы что?! — грозно поинтересовался он у детектива Макнайта и офицера О'Райли. — Тянули это дело, простите уж, как кота за яйца! Чуть было не допустили еще одного убийства!

Дверь в кабинет Бригглса тихо скрипнула, и кто-то осторожно кашлянул, пытаясь обратить на себя внимание. Бригглс испуганно смолк. На его лице, побагровевшем от праведного гнева, появилось выражение овечьей покорности. Такое выражение на лице доблестного сержанта появлялось только в одном случае: когда ему приходилось говорить с самим шефом полиции.