Розамунд Пилчер - Снег в апреле

Но даже это неустанное давление не имело бы никакого смысла, если бы у Каролин все пошло иначе с Дреннаном Колфилдом. После этого... После их любви Каролин казалось, что такое больше не повторится. Когда все это кончилось и она смогла осмотреться вокруг глазами, наполненными слезами, она увидела, что Хью все еще рядом. Ожидает ее. Неизменный — за исключением того, что теперь он хотел жениться на ней. Теперь на земле не оставалось никакой причины, по которой она могла не согласиться.

Он произнес:

— Ты весь вечер молчала, и я подумал, что говорю слишком много. Ты расскажешь мне, если тебя что-то тревожит?

— Только то, что все происходит слишком быстро и так много дел. Встреча с Ландстромами заставила меня почувствовать, как будто бы Джоди уже уехал в Канаду и я никогда не увижу его снова.

Хью затих и потянулся за сигаретой. Он прикурил от устройства на приборной панели, затянулся и сказал:

— Я уверен, что ты страдаешь предсвадебной депрессией или чем-то вроде этого, как оно там называется в «Вуманз пейдж».

— А какова причина?

— Слишком о многом надо думать и заботиться. Слишком много писем надо написать, слишком много подарков распаковать, нарядов примерить и тому подобное. Поставщики провизии и цветочницы ломятся в двери. Этого достаточно, чтобы вывести любую девушку из равновесия.

— Тогда почему ты позволил нам быть вовлеченными в эту свадебную кутерьму?

— Потому что мы многим обязаны Диане. После регистрации проведем два дня в Брайтоне, это доставит ей бесконечное удовольствие.

— Но мы же люди, а не жертвенные ягнята.

Он накрыл ее ладонь своей.

— Не стоит унывать. Скоро наступит вторник, а затем все будет закончено, и мы полетим на Багамы, и ты сможешь лежать на солнце весь день, не писать ни одного письма и есть только апельсины. Как это тебе нравится?

Она сказала, прекрасно осознавая, что это ребячество:

— Мне жаль, что мы не едем в Грецию.

Хью явно начал раздражаться:

— Каролин, ты же знаешь. Мы говорили на эту тему тысячу раз...

Она перестала его слушать, ее мысли вертелись вокруг Греции, как рыба на леске. Она вспоминала оливковые сады, древние деревья, стоящие среди ярких пышных маков на фоне голубого моря. Поля гиацинтов и бледно-розовых цикламенов. Звук колокольчиков козьих стад и аромат нагретой сосновой смолы в горах.

— Так или иначе, все уже устроено.

— Но хоть на один день мы приедем в Грецию, Хью?

— Ты не слушала меня.

— Мы могли бы арендовать небольшой дом.

— Нет.

— Или снять яхту.

— Нет.

— Почему ты не хочешь?

— Потому что ты помнишь, как было раньше, а теперь все может быть испорчено гостиницами-небоскребами и каким-нибудь строительством.

— Ты не знаешь наверняка.

— Но я догадываюсь.

— Но...

— Нет, — в очередной раз отрезал Хью.

После паузы она упрямо повторила:

— Я все равно хочу поехать.

Часы в зале били два, когда они наконец добрались до дома. Их бой раздавался величественно и сочно, пока Хью вставлял ключ Каролин в замок и открывал дверь черного хода. Внутри в холле горел свет, но на лестнице было темно. Дом затих; вечеринка давно закончилась, и все легли спать.

Она повернулась к Хью:

— Доброй ночи.

— Доброй ночи, любимая. — Они поцеловались. — Когда увидимся? Завтра я буду в отъезде до вечера... Может быть, во вторник?

— Загляни пообедать. Я скажу Диане.

— Скажи.

Он улыбнулся, вышел, закрыв за собой дверь. Она не забыла сказать «спасибо за прекрасный вечер», перед тем как закрылась дверь, и она осталась одна. Каролин подождала, слушая, как отъезжает автомобиль Хью.

Когда шум затих, она повернулась и пошла наверх, держась за перила. Наверху лестницы она выключила освещение в холле и направилась по коридору к своей спальне. Шторы были подняты, кровать — разобрана, ночная сорочка лежала поверх стеганого одеяла. Идя к кровати по ковру, она скинула с себя туфли, бросила сумочку, пальто и шарф. Добравшись до кровати, она упала поперек нее, не заботясь о платье. Немного полежав, она начала медленно расстегивать крошечные пуговки, стянула платье через голову, а потом сбросила все остальное, надела ночную рубашку и почувствовала кожей ее легкость и прохладу. Босиком она зашла в ванную, ополоснула лицо и почистила зубы. Это освежило ее. Она все еще чувствовала себя утомленной, но ее мозг активно работал. Она возвратилась к туалетному столику, взяла щетку для волос, затем положила ее, открыла нижний ящик туалетного столика и достала пачку писем от Дреннана. Пачка была перевязана красной ленточкой. Там была фотография, на которой они вдвоем кормили голубей на Трафальгарской площади. Еще там лежали старые театральные программы, меню и все те небольшие клочки бумаги, которые она собирала и хранила просто потому, что они были единственным материальным напоминанием о времени, проведенном вместе с ним.