Даниэль Глаттауэр - Рождественский пёс

Катрин подумала, что он явно перегибает палку, что это уж чересчур строгое воспитание.

— Если я его возьму, то сначала хотелось бы посмотреть, как он себя ведет, — сказала Катрин.

— Правда? — воскликнул хозяин.

«Кажется, у него нейропатия правого плечевого сустава», — подумала Катрин.

— Сколько раз в день его нужно выводить? — спросила она.

— Два раза, но… — Он помедлил.

— Что — «но»?

— Но он и сам забывает, когда ему нужно.

— А по ночам он спит?

— Да-а-а!.. — воскликнул хозяин и сжал кулаки, как звезда тенниса после реванша над противником.

— А что он ест?

— «Вильдбойшель». [3] Австрийский мясной корм для собак. Две большие банки раз в день, вечером. Он любит, чтобы ему подсовывали миску под нос.

Катрин отметила, что у хозяина здоровые зубы. И глаза, которые даже могут смеяться.

— А во что он любит играть?

— В прятки, — ответил хозяин после некоторой паузы. — И в жмурки. Причем водит всегда хозяин.

«Странный у него юмор», — подумала Катрин.

— А что с ним еще надо учитывать? О чем помнить?

— Ни о чем, — ответил хозяин. — Главное, не забывать… про него.

— И все?.. — удивилась Катрин.

— Да. Он хороший пес, — нервно ответил хозяин.

— Хорошо. Я еще раз подумаю и дам вам окончательный ответ в ближайшие дни.

— Был бы очень рад.

— И хотелось бы увидеть его в стоячем положении.

— Конечно, — ответил хозяин с горестной улыбкой и стал прощаться.

Мохнатое колесо перед дверью за это время не сдвинулось ни на миллиметр.

— Он хороший пес, — повторил хозяин и потянул за поводок.

У него были слегка оттопыренные уши. От собаки у Катрин не осталось вообще никакого впечатления. Это было лучшее впечатление, какое только могла произвести на нее собака.

В ночь на шестое декабря, день святого Николая, выпал снег. И он не растаял. Он так и остался лежать на земле. Курт — тоже. Снег, по мнению синоптиков, должен был растаять к обеду. С Куртом было сложнее.

Макс не выспался. Он долго не мог уснуть, потому что слишком старался ни о чем не думать. Потом его мозг бесцеремонно растолкали. Ранним утром, когда он (мозг) наконец понял, что организму необходим сон, за окном послышался стук лопат, разгребающих снег. И им было наплевать, спит Макс или нет. Перед этим его душил кошмар: он пытался поцеловать Катрин, ту самую молодую женщину, которая, скорее всего, не возьмет к себе на Рождество Курта. При этом ему стало дурно. Ему пришлось в последний момент резко отвернуть голову со страдальческим выражением на лице.

У этого сна была предыстория. Он преследовал Макса с самого детства. Макс видел его уже в сотнях вариаций. Точнее, сон всегда был один и тот же, варьировались только исполнительницы главной роли. Сначала это были школьницы, его соученицы, потом более зрелые тинейджеры, потом взрослые женщины, в том числе все его подружки и «женщины всей жизни», ни одна из которых не стала таковой. Стоило Максу встретить женщину, которая ему нравилась, которая казалась ему сексуально привлекательной или в которую он готов был влюбиться, как ему тут же снился злополучный сон: что он пытается поцеловать ее и ему при этом становится дурно. А при определенной степени интенсивности сна его могло даже вырвать. (В этот раз, когда в главной роли выступила Катрин, сон благодаря скрежету и стуку лопат за окнами был недостаточно интенсивным.)

В отношении содержания сна у Макса уже выработался иммунитет. Сам по себе кошмар уже не выводил его из равновесия. Гораздо хуже было то обстоятельство, что ему снилось реальное событие. Но с этим он жил уже двадцать пять лет.

Мальчишки всегда находят какие-то сверхбезумные формы испытания мужества, чтобы не помереть от скуки во время летних каникул.

Максу тогда было девять лет. Его банда «Кровожадные пираты» к тому времени уничтожила уже всех своих врагов в округе. «Уничтоженные» автоматически становились членами банды «Кровожадных пиратов». Для победителей это имело свои плюсы и минусы. С одной стороны — удовольствие унизить врага, с другой — враги постепенно вымерли. И вот, в зените этой победной скуки «Кровожадные пираты» приняли решение похитить жирную Сиси. Жирной Сиси было восемь лет, и толщина ее как минимум в три раза превосходила толщину любой толстой девчонки. Ее лицо состояло из пяти горизонтально расположенных слоев чистого свиного сала. Ее глаза заплыли жиром и не видели больше ничего, кроме самого необходимого — еды. Ее рот был похож на резиновую надувную лодку, заполненную подсолнечным маслом. В уголках губ желтели засохшие остатки яичницы. Запах изо рта представлял собой сложную комбинацию из ливерной колбасы с горчицей и селедки с чесноком. Точнее определить его никто не мог, потому что никто не решался подойти ближе.