Даниэль Глаттауэр: Рождественский пёс

План оказался проще, чем его реализация. В конце концов пять самых отважных «кровожадных пиратов» одолели жирную Сиси, поглощавшую в тот момент кусок тминного пирога с мясом, тщательно упаковали ее в три связанных вместе куска брезента и доставили в свою штаб-квартиру. К удивлению похитителей, эта акция привела Сиси в восторг, и она с любопытством ждала продолжения. Единственное, что ее могло испугать, — это пытка голодом.

Идею с поцелуем взасос подал Макс. Сегодня он готов был отрезать себе за это язык.

«Кровожадные пираты» признали идею поцеловать Сиси гениальной. Это должно было стать гвоздем их летней программы. Макс, конечно, имел в виду не себя, а какого-нибудь особенно вредного врага, который честно заслужил эту леденящую кровь пытку. Но как уже было сказано, враги давно кончились. И тут вдруг все пришли к выводу, что Макс — самый подходящий кандидат на роль подопытного кролика. Он был самый хорошенький, самый нежный и самый чистый из всех «Кровожадных пиратов». Он считался у них эстетом, поэтической натурой, интеллектуалом, мозгом «Кровожадных пиратов». Поэтому контраст между ним и жирной Сиси был особенно разительным, что гарантировало особую остроту ощущений всей банды при виде этого принудительного поцелуя.

Два часа Макс упорно сопротивлялся. Потом вынужден был сдаться. Ему пригрозили, что в случае отказа его не только исключат из банды пожизненно, но еще и развесят в школе плакаты с сообщением, что он, Макс, через день писает в штаны и что он втрескался в госпожу Обермайер, учительницу с паучьими ручками. Максу не оставалось ничего другого, как сдаться и приступить к выполнению смертельного номера.

Он крепко зажмурил глаза, стараясь думать о сливочном слоеном пироге с ванильным соусом. Вдруг он почувствовал, как вокруг его языка сомкнулась какая-то мерзкая на вкус студенистая масса и во рту вместе с чужой слюной распространился теплый гнилой экстракт ливерной колбасы и селедки. Он в ужасе распахнул глаза, увидел перед собой маленькие, сладострастно поблескивающие свиные глазки и мгновенно осознал масштаб произошедшей катастрофы. Жирная Сиси жадно присосалась своей надувной лодкой к его губам и мощными сосательными движениями пыталась заглотить все его лицо. Потом, жадно лизнув его в нос, в глаза и виски, снова с силой впилась в его губы. Восторженный хор зрителей — «Браво, Макс, король поцелуев! Макс, крутой чувак! Давай-давай, Макс, лови кайф!» — становился все громче и громче, пока не принял галлюцинаторный характер.

Макс потерял сознание и мягко приземлился на жирную Сиси. Очнулся он в больнице Святой Елизаветы. Врачи поставили диагноз: тяжелое отравление рыбной или мясной пищей. Выписали его только через неделю. На восстановление кишечной флоры ушло три года. Еще через пять лет Максу впервые удалось принять мясную и рыбную пищу без последующего ее возврата. «Сливочный слоеный пирог с ванильным соусом» он больше даже не пытался пробовать.

После этого происшествия банда «Кровожадных пиратов» прекратила свое существование. Ее члены отправились в церковь — молиться и каяться. Сиси, по слухам, похудела за эти годы на сто килограммов, то есть должна была превратиться в пухленькую женщину. Макс же с тех пор при одной лишь мысли о поцелуе взасос испытывал острые приступы тошноты. Как бы он ни влюблялся, какой бы силы возбуждение ни испытывал, как бы того ни требовала ситуация — целоваться Макс не мог.

Однажды он попытался это сделать. Ему было восемнадцать, на горизонте уже замаячил аттестат зрелости. Ее звали Финни, она училась в шестом классе и была самой гордой и, вероятно, самой красивой девчонкой в школе. У нее были короткие светлые волосы, и она носила самые облегающие футболки, какие только могла в то время носить девчонка, если их вообще можно было считать одеждой. Макс к тому моменту уже несколько недель переваривал слух о том, что Финни будто бы положила на него глаз. Уже одна только эта формулировка вышибала его из равновесия и вызывала усиленное сердцебиение. Потому что положенный на кого бы то ни было глаз Финни был среди ее многочисленных поклонников предметом жгучей зависти. А круг поклонников Финни охватывал все старшие классы — около сотни лихорадочно пубертирующих мальчишек, в чьих головах ежедневно рождались тысячи нереализуемых фантазий на тему Финни, девяносто девять процентов которых детям до шестнадцати лет противопоказаны.

Макс никогда бы не решился заговорить с Финни, тем более в школьном дворе, на глазах у своих гормонально разбалансированных товарищей. Финни сама вдруг подошла к нему и спросила: