Инга Берристер - Разумное стремление

Вот уже два часа бродили они по Стрэнду, не обращая внимания на дождь, падающий на разгоряченные щеки и непокрытые головы. Дождь словно отполировал тротуары, и в них отражались бесчисленные огни витрин, реклам, фонарей. Но Маргарет и Джорджу казалось, что они не идут, а парят в воздухе не только поэтому. Обоих, словно воздушные шарики, наполняло редкое по полноте ощущение счастья. Эйфория от слов, сказанных Джорджем два часа назад, не проходила. Ему казалось, что не он произнес их, что они сами зародились в пропитанном влагой воздухе и вместе с дождем упали с неба.

— Ты выйдешь за меня замуж?

Да, да, да! — радостно и нетерпеливо пропела душа Маргарет.

Этот простой и старый как мир диалог непрерывно звучал в ее голове.

А Джордж то и дело останавливался и осушал губами ее мокрые от дождя — а может быть, от слез — щеки. И говорил, говорил. Немного лихорадочно, но уверенно и твердо. Убеждал, строил планы.

— И еще три девочки, — щедро добавлял он, опасаясь, как бы Маргарет не сочла его шовинистом, после того как он объявил о намерении обзавестись по крайней мере тремя сыновьями.

Немногословная Маргарет молчала и, обмирая от счастья, думала: Боже, неужели это происходит со мной?!

Только спустя некоторое время она смогла дрожащим голосом произнести вслух слова, которые уже давно рвались из ее груди:

— Да… Да-да!

В эти часы мир казался обоим полной удивительных драгоценностей шкатулкой, ключи от которой они держали в своих руках…

— Ты уже готова, мам? Честное слово, я так волнуюсь, будто именно мне предстоит произносить речь!

— Никаких речей! Я просто передам чек доктору Перкинсу, — охладила пыл возбужденной дочери Маргарет Лорример.

На самом деле она лукавила. Маргарет и сама очень волновалась. Одно дело — помогать собирать деньги для устройства сиротского приюта в их городке. И совсем другое — встать при огромном стечении народа и вручить собранные деньги председателю совета местного самоуправления.

Она не переставала повторять себе, что подобная стеснительность смешна в тридцативосьмилетней женщине, имеющей девятнадцатилетнюю дочь. И все же не могла унять внутренней дрожи.

— Я так горжусь тобой, ма! — сказала ей Оливия.

Подойдя к матери, она обняла ее. Оливия на добрых четыре дюйма возвышалась над хрупкой Маргарет, но, тем не менее, они очень походили друг на друга. У обеих были прекрасные шелковистые темные волосы, огромные серые глаза, нежная, словно светящаяся кожа и неожиданно полные губы. Однако в чертах лица жизнерадостной Оливии не было некоторой беззащитности, свойственной облику матери.

— Но я не сделала ничего особенного, — возразила Маргарет. — Похвалы и уважения заслуживают те, кто, откликнувшись на наш призыв, пожертвовали деньги.

— Да, конечно, — согласилась дочь. — Но ведь именно ты все организовала и убедила довольных своей жизнью людей в том, что мир не заканчивается за изгородью их садика.

— Мне не трудно было это сделать, ведь я слишком хорошо помню собственное детство. Я не забыла, как часто мечтала, проходя по нашим серым казенным коридорам, очутиться в каком-нибудь месте вроде Эпплстоуна. Насколько мягче воспринималось бы сиротство в таком идиллическом окружении! А случай с маленьким Джеком Рейли заставил меня позабыть о врожденной застенчивости и придал красноречия. До сих пор стоит перед глазами картина: упирающегося чумазого преступника, дожевывающего ворованный бутерброд, ведет по перрону румяный здоровый полицейский. А преступнику-то от силы семь лет!

— А как ты думаешь, Джека не заберут обратно в лондонский приют, откуда он сбежал? — спросила Оливия.

— Мисс Хопкинс будет стоять за него горой. Она очень привязалась к мальчику. Возможно, ей даже удастся усыновить его, она уже начала собирать нужные бумаги. Ну а если нет, то к тому времени, когда закончатся судебные тяжбы, думаю, уже заработает наш приют. В усадьбе Эпплстоун неделю назад начались ремонтные работы, а организационный комитет подбирает штат.

— Как бы ты ни приуменьшала свою роль, я все равно горжусь тобой, ма, — тепло произнесла Оливия и добавила: — Хорошо, что все это происходит сейчас, когда я дома.

Она училась на первом курсе Редингского университета, по окончании которого должна была получить профессию адвоката. Если Оливия гордится мною, то насколько больше оснований у меня гордиться дочерью? — с любовью подумала Маргарет.