Ли Майклс - Стратегия любви

В темноте она споткнулась об огромный вывороченный комель и с размаху упала в глубокую лужу. Только тогда, поперхнувшись грязной водой, она поняла, что все еще продолжала кричать.

Во внезапно наступившей тишине она услышала голос Пенна, произносивший ее имя. Голос был слабым и доносился словно издалека — или, может, это гроза продолжала свои шутки и отзывалась в долине эхом? Она подняла голову и попыталась откликнуться на его зов. Вдруг что-то одним рывком вытащило ее из лужи и легко, как перышко, поставило на ноги. Она сопротивлялась, пытаясь вырваться, чтоб бежать к нему…

— Кэтлин, да прекрати, черт возьми! — задыхаясь, приказал Пенн. — Я тебя ударю, если это поможет.

Она ослабела в его руках, бессильно повисла, цепляясь за его мокрую рубашку.

— Ты жив, — пробормотала она. — Я думала, на тебя упало дерево.

— Полагаю, ты прибежала, чтобы убедиться в этом?

— Как ты можешь говорить такие вещи? — прокричала она сквозь рыдания.

Потом до нее наконец дошло, что вряд ли он серьезно ранен, если стоит рядом, а не лежит, беспомощный, под деревом. И не только стоит, а к тому же поддерживает и ее, и теперь ничто другое для нее уже не имело значения. С ним было все в порядке.

К ней вернулись силы, и она обняла его, крепко сжимая, пытаясь изо всех сил уберечь его от опасности. Она окоченела от холода: тепло было только там, где их тела соприкасались, — грудь, бедра, руки и губы.

— Я ненавижу разбивать компанию, — задыхающимся голосом произнес Пенн. — Но молния иногда бьет в одно место дважды, гроза все еще продолжается.

Она не смогла заставить себя отпустить его, и они шли довольно нелепо назад, к ее коттеджу в виде буквы «А». Руки Кэтлин обнимали его за талию.

Едва они приблизились, как услышали, что кто-то бьется о дверь. До Кэтлин дошло, что это Шнудель. Он все еще бросался на дверь, пытаясь вырваться на волю и бежать за ней следом. Слава Богу, это ему не удалось. Иначе он потерялся бы в такой грозе.

Жалобный собачий вой перешел в тихий скулеж, когда он увидел их и, скребя лапами пол, последовал за ними к камину.

Пенн наклонился, чтобы его разжечь, а Кэтлин опустилась рядом на каменную плиту перед камином, едва ли осознавая, что с ее волос, с подбородка, с одежды капает грязная вода. Едва ли понимал это и пес, старательно вылизывая ей кожу там, где это ему удавалось.

Она видела на лбу Пенна тонкую струйку крови и след ее на руке.

— Ты ранен, — печально сказала она.

Он покачал головой.

— Ничего серьезного. Несколько маленьких веток чуть задели меня, когда падало дерево, только и всего.

Дерево упало лишь в нескольких дюймах от него, а он говорит: «Только и всего». Она начала слегка дрожать.

— Вот теперь недалеко и до полного комфорта. А ты что-нибудь слышала о моем ангеле-хранителе? У него была куда труднее работа.

— Мне бы хотелось, чтобы ты не смеялся над этим. — Голос ее тоже дрожал.

Он положил еще одно полено в камин и присел перед ней на корточки, чтобы лучше ее рассмотреть.

— Извини, Котенок. Разве это и в самом деле имеет значение?

— Конечно, не имеет значения, — с яростью ответила она. — Я бежала туда, чтобы помочь белке, которая попала в капкан, или…

Теперь все ее тело била дрожь. Он быстро придвинулся и обнял ее.

— Наверно, пришла пора лечить небольшую истерику, — задумчиво произнес он.

Она попыталась оттолкнуть его, но ей пришлось бороться не только с его силой, но и со своим собственным страстным желанием. А всего еще несколько минут назад она беспомощно повисла у него на руках. Она сидела спиной к огню, и ей было тепло. Напряжение постепенно спадало.

— Лучше? — спросил он.

Она хотела сказать, что нет, и остаться рядом с ним вот так навсегда или быть настолько ближе к нему, насколько ей это удастся.

— Вставай и прими душ. Мы оба вымокли и, если не согреемся и не высохнем, подхватим воспаление легких. — Он поднял ее на ноги. — И чистота тоже не повредит, особенно тебе.

Слабая попытка юмора вызвала у нее желание заплакать. Она слегка покачала головой, пытаясь прогнать слезы, но это движение вызвало обратную реакцию, и две больших горячих слезы скатились по щекам.

Пенн взял ее за подбородок, повернул ее лицо к себе и поймал слезы кончиком языка. Легкое, как касание бабочки, прикосновение вызвало у нее сильное, пронизывающее чувство, и она застонала, наклонившись к нему — без всякого намерения соблазнить его, а просто потому, что ноги ее внезапно стали ватными.