Шейла Нортон - Тело и душа

— Ну и долго ты так обо мне думаешь? — спросила я, прервав молчание, царившее за ужином.

— Что, прости? — Он посмотрел на меня так взволнованно. — О чем я думаю долго? Что вообще происходит?

— Как долго ты считаешь меня старой, занудливой, надоедливой?

— А… я понял. — Он довольно кивнул, гордый собой. — Ради Бога, Рози, ты спрашиваешь о моем мнении, и когда я тебе сказал, что думаю, тебе это не понравилось!

Конечно, мне не понравилось. Идиот! Тебе надо было соврать.

— Я не говорил, что ты зануда, — добавил он, посмотрев так, как будто и, правда, так не думал. — Какой смысл притворяться? Нам за сорок, обоим.

— Ну и что, а я не хочу, — настаивала я.

— А как же я?

Мужчины всегда стремятся повернуть тему разговора таким образом, чтобы говорили только о них.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты хочешь сказать, что не думаешь обо мне как о человеке, которому за сорок?

К счастью, у меня был полный рот еды. Я медленно прожевывала и проглатывала пищу, стараясь выиграть время, раздумывая, как бы получше ответить. Вот в чем разница между нами: я всегда уважала его чувства и думала, что говорю. Я не стремилась вонзить ему нож в спину, поступить так, как он три минуты назад. Но к моему глубокому сожалению, мне пришлось мысленно признать, что он был прав. Разумеется, я знала, что ему за сорок, и он выглядел на сорок! Барри был всегда взрослым, с двадцатипятилетнего возраста, пожалуй! Он всю жизнь копался в теплице, бормоча что-то. Он рассуждал о шестидесятых как о добрых старых временах, осуждал поведение подростков, ругал поп- музыку, поправлял окружающих, если они неправильно произносили слова или делали ошибки. Иногда меня посещали мысли, что я живу не с мужем, а с отцом.

Я закончила жевать. Надо было что-то сказать.

— Ну, если мне за сорок, значит, и тебе тоже, — ответила я обиженно. Он улыбнулся и вернулся к ужину, вполне довольный собой.

— Я не собираюсь с этим мириться! — вновь начала я разговор, со злостью бросив вилку. — Я не хочу стареть, не желаю быть просто удобной для кого-либо!

— Ну и что ты намерена делать? — спросил он, тяжело вздохнув, посмотрев на меня как на школьницу, провинившуюся перед преподавателем.

Что я собираюсь делать? Как поступить со старым развалившимся креслом? Обновить его, купив новые подушки? Сменить обшивку? Поставить новые пружины, обить заново?

— Буду меняться, — заявила я уверенно, хотя, может, мои слова могли показаться смешными. — Я стану другим человеком, активной, творческой, яркой личностью.

— Рад за тебя! — спокойно ответил Барри, направляясь к посудомоечной машине. — Пудинг остался со вчерашнего дня?

Наверное, мне стоит объяснить, почему я так разозлилась, когда меня назвали старым креслом, развалиной, после того, как мой собственный муж напомнил мне о возрасте с таким надменным видом. «Почему это настолько важно? — можете задать себе вопрос вы. — Что ужасного в том, что человек проходит по жизни подобно старой развалине, в то время как есть люди, у которых не хватает денег на корку хлеба?» Я понимаю ваше негодование. Если оставить моего мужа в стороне, то я должна сказать, что у меня трое взрослых детей. Они молоды, юны. Эмма, старшая дочь, переехала в Лондон к своему молодому человеку, Тому. Средняя дочь — Наташа, первокурсница университета Лестер, — лишь время от времени появлялась дома, в основном на длинные каникулы. Правда, большую часть времени она проводила в своей комнате, слушая музыку. Кроме того, не упускала случая предъявить свои права на собаку своему брату, моему младшему сыну, Стюарту. Но поскольку Таша приезжала домой только на каникулы и не заботилась о псе, не кормила его, не гуляла с ним, в той мере, как это делал он, то битву за право на Биглса, нашего питомца, она проиграла. Биглс тоже молодой щенок, помесь кокер-спаниеля и лохматого существа неизвестной породы.

Когда детишки были маленькими, лежали в колясках, я думала, что как только они вырастут, станут взрослыми, то будут заботиться обо мне, помогать так же, как и я им в детстве: относить грязную посуду на кухню, выкидывать мусор, разговаривать со мной, рассказывать о своей жизни, друзьях, спрашивать совета. Я мечтала, что мы будем обсуждать политику, затрагивать религиозные темы, спорить, кто первый отнесет мусор. Вместо этого Стюарт, равно как и все его друзья, вбегал домой после школы, бросая портфель, забирал футбольную форму и убегал вновь. Мимолетные обрывки фраз мало напоминали задушевные беседы, которые я представляла.