Розамунда Пилчер - Карусель

И теперь, в одиннадцать утра, я сидела на травянистом склоне над дамбой, а солнце сверкало на подернутых рябью водах залива, и свежий утренний воздух был полон криками чаек. Я сделала грубый набросок заброшенных рыбацких лодок с их обветшалыми цепями, якорями и пронзающими небо голыми мачтами. Дополняя рисунок деталями выщербленного люка, я услышала, как утренний поезд из Порткерриса прошел за Холли-коттеджем и остановился на небольшой станции у кромки берега. Это был очень маленький и редкий поезд, через пару мгновений он издал пронзительный гудок, тронулся вновь и пропал из виду за изгибом пути. Я была так поглощена сводящими с ума перспективами, что едва заметила это событие, но когда в следующий раз подняла взгляд, чтобы рассмотреть киль перевернутой шлюпки, то краем глаза уловила какое-то движение. Я присмотрелась и увидела одинокую фигуру, направлявшуюся в мою сторону. Человек шел со стороны станции, и я предположила, что он сошел с поезда, пересек рельсы и направился по заброшенному запасному пути. В этом не было ничего необычного. Люди часто прибывали из Порткерриса в Пенмаррон, а затем направлялись обратно в Порткеррис по тропе, которая на протяжении трех с лишним миль шла по краю склона.

Я потеряла интерес к рисованию, отложила блокнот и принялась грызть яблоко, наблюдая за приближением незнакомца. То был высокий, длинноногий мужчина с легким размашистым шагом. Его одежда поначалу казалась неясным бело-голубым пятном, но когда он приблизился, я разглядела, что на нем голубые джинсы и мятая рубашка, а поверх всего этого — белая вязаная блуза вроде тех, что привозят домой после каникул в Ирландии. На блузе не было пуговиц, ее полы свободно болтались на ветру, а на шее незнакомца был повязан красно-белый платок, похожий на цыганский. Голова у него была непокрыта, волосы очень темные, он, казалось, не спешил, но шел довольно быстро.

Я решила, что он похож на человека, который знает, куда направляется.

Он уже достиг дальнего конца дамбы. Там он остановился и посмотрел на сверкающую воду, прикрывая глаза от ослепительного света. Потом двинулся дальше и наконец заметил меня, сидящую в высокой траве, грызущую яблоко и наблюдающую за ним.

Я думала, что он, скорее всего, пройдет мимо, может быть, скажет обычное «доброе утро», но, поравнявшись со мной, он остановился, стал спиной к воде, сунул руки в карманы обширной блузы и запрокинул голову. Порыв ветра взъерошил его темные волосы. Он сказал:

— Привет.

Голос у него был мальчишеский, манера держаться — как у юноши, но его тонкое загорелое лицо не было мальчишеским, вокруг рта и глубоко посаженных глаз лежали отчетливые морщины.

— Привет.

— Какое прекрасное утро.

— Да, это точно, — я доела яблоко и выкинула огрызок. Чайка немедленно на него спикировала и унесла прочь, чтобы съесть в одиночестве.

— Я только что сошел с поезда.

— Я так и подумала. И вы собираетесь вернуться пешком в Порткеррис?

— Нет, на самом деле, нет, — с этими словами он принялся взбираться по заросшему травой склону, прокладывая себе путь между участками ежевики и кустиками папоротника. Добравшись до меня, он опустился на землю, вытянув длинные ноги. Я увидела, что в его старых холщовых ботинках были дыры на пальцах, а на солнцепеке его блуза издавала запах овчины, словно была связана прямо из жирной овечьей шерсти.

— Вы можете прогуляться по склонам, если вам охота, — заметила я.

— Да, но, знаете, мне неохота.

Он обнаружил мой блокнот с наброском и подобрал его прежде, чем я успела этому помешать.

— Прекрасный рисунок.

Ненавижу, когда разглядывают мои рисунки, особенно когда они еще не закончены.

— Это всего лишь небрежный эскиз.

— Вовсе нет.

Он еще немного поглядел на него, положил на место без дальнейших комментариев и заметил:

— Есть какое-то неописуемое удовольствие в разглядывании наступающего прилива. Вы ведь именно этим тут занимаетесь?

— Да, весь последний час.

Он сунул руку в просторный карман и вытащил оттуда тонкую пачку сигар, коробок спичек и зачитанную книгу в обложке, в которую явно многократно заглядывали. Во мне пробудился интерес, когда я увидела, что это «Исчезающий Корнуолл» Дафны дю Морье. На коробке спичек была надпись «Отель „Касл“, Порткеррис». Я почувствовала себя детективом, который знал о сидящем рядом человеке довольно много.

Он вытащил сигару и прикурил. Его руки были красивы: длинные и узкие, с ногтями, слегка расширявшимися к кончикам пальцев. На одном запястье виднелись дешевые и непримечательные часы, на другом — золотая цепочка, выглядевшая очень старой и массивной.