Лариса Райт - Золотая струна для улитки

… Что скажете об этом, Николай? Буквально вырвалось из меня вчера за каких-нибудь полчаса. Едва успевала записывать ноты…

…Теперь я точно знаю, какая Вы, Андреа. Знаю, о чем Вы мечтаете, чего ждете от жизни. Вспомнилась фраза о том, что музыка пробуждает в нас сознание наших душевных способностей. Хотите знать, какие способности услышал я в Вашей мелодии? В этом удивительном сочетании сильных и слабых аккордов, полных и долевых звуков, подлинного, первичного танца и робкого, трогательного подражания? Хотите знать, что уловил я в переплете сильного, зрелого разговора верхних струн с нежным, вопросительным лепетанием мягких нижних? Хотите знать, что почувствовал, вслушиваясь в диалог поучительных, взрослых, менторских, слегка минорных нот с озорными, детскими, впитывающими мажорными звуками?

Пожалуй, Андреа, я откажу Вам в способностях. Их у Вас нет. Вы сполна владеете талантом любить ребенка…

– Для ребенка? Для какого ребенка? – ревниво хмурится Наталка. – Для Сережи, что ли? Так он уже большой. Зачем ему крокодил?

– Нет, не для Сережи.

– А, твоему племяннику.

– Нет, Наташ. Для чужого ребенка. Как думаешь, какой лучше?

Андреа снимает с полки двух крокодилов. Один держит в руках гармошку и при нажатии на живот начинает петь песенку про голубой вагон, у второго на плече сидит маленький Чебурашка.

– Зачем ты собираешься дарить игрушку чужому ребенку? – Девочка уже присвоила себе право целиком и полностью распоряжаться Андреа.

– Ревнючка! – Андреа ласково треплет малышку по щеке. – Давай купим тебе куклу, а крокодила поедем дарить вместе.

– Давай. Только кукла пока у тебя полежит. Потом заберу, когда с бабушкой познакомлю.

– А с папой?

– Папа в Америке.

В Америке жизнь, как на зоне: от звонка до звонка.

– Здравствуйте! Как вы там?

– Скучаем, Марат. А ты как?

– Нормально. Где младшая скучающая?

– У нее новое увлечение. Испанский. Какой-то факультатив в школе.

– Серьезно?

– Вполне. Занимается как сумасшедшая три раза в неделю.

– И что? Есть успехи?

– Мне сложно сказать. Но знаешь, ей иногда звонит учительница, и Наталка лопочет в трубку что-то непонятное.

– Ладно. Привет ей. Здесь погода тоже не очень. Ветер с Гудзона. Наталка пришла из школы?

– Пришла и ушла. Пошла с классом в консерваторию.

– В консерваторию – это хорошо.

– Да. Мне очень нравится их классный руководитель: музеи, концерты, выставки. Даже на ледовое шоу детей водила.

– Ледовое шоу? Здесь такие развлечения тоже очень популярны. Только билеты дорогие. Разве в Москве не так?

– Не знаю, Марат, на билеты родительский комитет выдает из тех денег, что мы в начале года сдавали.

– Где моя дочь? На испанском?

– Не угадаешь, Марат!

– Не томите!

– Она снова танцует.

– Правда?!

– Да, я случайно увидела. Шла в магазин, а за стеклом – Наталка.

– Она что, скрывает от вас? Зачем?

– Готовит сюрприз. Я потом к учительнице подходила по секрету. Представляешь, Наталка сама пришла, попросилась. И все у нее теперь получается. Скоро конкурс. Думаю, на него-то она меня и пригласит.

– Вы все же за обман ее отругайте. Что это за тайны такие?!

– Расстроенная? Не хочет разговаривать?

– Да, вернулась расстроенная. И даже плакала. К чему детям такие потрясения?

– Что случилось, Роза?

– Учительница возила их в детдом. Они дарили детям игрушки. Наталка все причитала про какого-то мальчика-ровесника, которому она привезла крокодила. Зачем такие переживания? Ну, что ты молчишь? Разве я не права?

– Нет. – Марат задумчиво цитирует Заболоцкого: