Сара Данн - Настоящая любовь

— А потом, когда она поняла, что я не собираюсь уезжать, она собралась и ушла сама, — закончил Андрэ.

— Куда она пошла? — спросила я.

— Это одна из тех загадок, ответ на которые знаете вы. Я рассчитывал на это, — сказал он.

— Так вот, я не знаю, — произнесла я. — И даже если бы знала, не вижу, чем бы нам это могло помочь.

Андрэ выразительно посмотрел на меня, поражаясь моей наивности. Ему совершенно очевидно было, что необходимо установить местонахождение Кейт и Тома, если он и дальше собирался шпионить за ними.

— Почему вы так хотите, чтобы она вернулась? — спросила я.

Он глубоко вздохнул.

— Она похожа на наркотик.

— Замечательно, — выразила восхищение я.

— Мне ее не хватает, — заявил он.

Мы посидели какое-то время молча, и на лице у Андрэ явственно отобразилось испытываемое им любовное томление. И только я собралась намекнуть, что ему, вероятно, уже пора уходить, как он повернулся ко мне и спросил, каков был Том в постели.

— Я не собираюсь отвечать на ваш вопрос, — сказала я.

— Да ладно вам, — заметил Андрэ. — Мне же нужно знать, с чем придется бороться.

— Не думаю, что дело в том, как ведет себя в постели тот или иной человек.

Андрэ тупо уставился на меня.

— Тогда в чем дело, по-вашему? — вопросил он.

— Я думаю, что у Тома кризис и что ему самому нужно кое в чем разобраться.

— Правда? — спросил Андрэ.

— Да. И я не намерена ему мешать, — заявила я.

— Знаете, вы очень самоуверенная особа, — заметил Андрэ. — Вы кажетесь очень самоуверенной.

— Благодарю вас.

— И еще вы очень милы, — добавил он, задумчиво покачивая головой.

— Благодарю вас.

Несколько мгновений мы сидели молча.

— Моя мать умирает. У нее рак поджелудочной железы, — сказал он так, словно об этом все уже давно знают, а потом перегнулся через стол и взял меня за руку.

Момент наступил достаточно неловкий. Я не могу сказать, почему мы держались за руки — то ли потому, что мать Андрэ умирала от рака поджелудочной железы, то ли потому, что наши любимые оставили нас, то ли потому, что мы оба были пьяны. Но я осторожно высвободила свою руку.

— Извините меня, — произнес Андрэ.

— Ничего, все в порядке, — ответила я.

Освободившейся рукой я поболтала стаканом с виски.

— Думаю, что вы правы, — сказал Андрэ. — Это может быть просто этап жизни.

— Я думаю, что это кризис, — ответила я, — а вовсе не этап.

— А какая разница? — спросил Андрэ.

— Кризис подразумевает последующий рост, — объяснила я. — Вы переживаете кризис и переходите на следующий уровень.

— Тогда что же такое «этап»? Просто охота на какого-нибудь незнакомца?

— Да, я уже сказала, не думаю, что дело именно в этом.

— Знаете, в конце концов, это не имеет никакого значения. Теперь, когда мы оба знаем об этом, их увлечение долго не продлится, — заявил Андрэ.

— Почему вы так думаете?

— Он ей надоест, — ответил он. — А потом она выбьет из него все дерьмо. И вот тогда вы заполучите его обратно.

Я представляла себе возвращение Тома вовсе не так: не с разбитым сердцем, поджатым хвостом и дерьмом, выпитым из него его любовницей-искусительницей. Но сойдет и так. Должно сойти. Я люблю его, подумала я.

— Я люблю ее, — сказал Андрэ. Это прозвучало намного хуже, чем когда я думала то же самое. — Ничего не могу с собой поделать.

— На девяносто пять процентов, — заметила я, — счастье состоит в том, чтобы выбрать себе правильный объект для любви.

— А остальные пять процентов? — спросил Андрэ. О них я не знаю.

В конце концов Андрэ ушел, но только после того как оставил мне свою визитную карточку и записал мой номер телефона. Он взял с меня клятву, что я немедленно уведомлю его, если узнаю что-нибудь новенькое, и пообещал связаться со мной, как только что-нибудь новенькое станет известно ему. Я не представляла себе, как может мне помочь любая новая информация. Ведь и того, что рассказал только что Андрэ, было вполне достаточно, чтобы свихнуться. Вот что я хочу сказать: если мне становится известно, что женщину можно сравнить с наркотиком, то я убеждаюсь в том, что в постели она лучше меня. Нельзя сказать, чтобы в этом плане у нас с Томом были большие проблемы. Просто я называю отличным сексом тот секс, который в обсуждении не нуждается. А секс без обсуждения представляется мне чем-то невозможным. Для меня вообще невозможным представляется все то, что не нуждается в обсуждении. Иногда мне хочется, чтобы я походила на тех людей, которых встречаю на улице. У них, как мне кажется, нет вообще никакого внутреннего мира — хотя вполне возможно, что кое-какой внутренний мир у них все-таки имеется. Я полагаю, это одно из определений внутреннего мира, которое недоступно другим, когда они встречают вас на улице — но вы знаете, о каких людях я говорю. О людях, которые идут по жизни, умудряясь ни о чем не думать.