Лена Ленина: Альфонсы, или Любовные мошенники

Они стали любовниками через неделю, когда Ксавье пригласил ее на ужин.

В вечернем полумраке ресторана он казался таким же красивым, как и прежде, но еще и каким-то родным.

Он снял галстук еще до того, как официант принес меню, и Жаклин безумно захотелось прикоснуться к его гладкой мускулистой груди в проеме расстегнутой рубашки. Французские мужчины, особенно молодые, делают себе интегральную лазерную эпиляцию. Они переняли эту привычку у профессиональных стриптизеров. Женщинам всегда нравились их шелково-выбритые накачанные тела.

Ей захотелось пошарить рукой под рубашкой Ксавье. «Интересно, есть ли у него „шоколадные плиточки“ на животе? — подумала Жаклин. — Ни за что не осмелюсь дотронуться до него сама. Боже, какие у него чувственные губы!»

Губы наклонились к ней ближе и рассказывали какую-то забавную историю.

Какие белые у него зубы!

Рука Ксавье легла ей на руку. Жаклин вспыхнула: «Хоть бы он не заметил…».

Она не слушала, что он говорил, она боролась с собой, чтобы не покраснеть.

Жаклин не поняла, как они оказались у дверей того отеля, что был по пути из ресторана.

Ксавье почувствовал ее дрожь и прислонил ее своим телом к стене. Его губы почти дотронулись до ее губ. Она осознавала всего две вещи — что у него напряглось в низу живота и что у нее подкашиваются ноги.

Когда, непонятно каким образом, они оказались в номере и Ксавье обрушился на нее с поцелуями, Жаклин показалось, что она взорвется от переполняющей ее страсти. Их тела переплелись на огромной кровати, и на Жаклин треснула шелковая блузка. Ксавье помог ей избавиться от нее. Потом спустился лицом к ее животу, сдернул юбку и нежно стянул кружевное белье.

Молодые французы хорошо «владеют языком», потому что они знают, с чего начинается любовь — с ее удовольствия.

В воздухе как будто зазвучала нежно-страстная увертюра Брамса к концерту для скрипки с оркестром в исполнении гениального Репина. Она застонала. В ней бушевал пожар, а потом все вспыхнуло, и невидимый оркестр оглушительно ударил во все свои барабаны. Ее тело содрогалось от сладкой судороги.

Они как будто сыграли в унисон энергичный марш в четыре руки на фортепиано. Она никогда раньше не испытывала такого восторга.

Потом они еще долго лежали молча в звенящей тишине… Она была счастлива. Все, что было до сегодняшнего дня, казалось примитивным, как музыкальные гаммы для малышей.

Жаклин начала придумывать несуществующие командировки и стала вести себя очень осторожно. Она научилась называть Ксавье не иначе, как «мон амур», чтобы случайно не произнести его имени, обращаясь к мужу. Она следила за своим бельем, возвращаясь из отеля, в котором они с молодым адвокатом предавались запретной страсти, чтобы, не дай бог, не надеть ничего наизнанку. Жаклин никогда не разговаривала с Ксавье по телефону дома в присутствии мужа: обладая совершенным музыкальным слухом, он мог услышать что-нибудь даже через три комнаты.

Словом, она берегла их семейный очаг от любых потрясений, боясь ранить чувствительную творческую натуру мужа. Но не встречаться с роскошным красавцем она не могла.

Спустя пару месяцев, наполненных их безумной страстью, она получила письмо.

Снаружи это был простой белый конверт, который можно купить в супермаркете «Монопри» по 3 евро за сто штук, с обычной почтовой маркой. Но внутри его лежала бомба: фотография их поцелуя с Ксавье, сделанная через стекло парижского кафе, и записочка, в которой выражалась вежливая просьба заплатить сто тысяч евро за молчание. С послесловием, обещающим следующее письмо с подробными инструкциями, куда отнести деньги.

Жаклин стало не по себе. Она позвонила Ксавье и попросила срочно приехать.

Адвокат покрутил в руках записку, зачем-то понюхал конверт и заключил:

— Придется платить!

— Что ты! — воскликнула у в ужасе Жаклин, — это же посадить себе на шею вечного шантажиста! Да и потом, что на этой фотографии видно? Просто сидим в кафе. Может быть, я, уходя, наклонилась к тебе, чтобы поцеловать ничего не значащим поцелуем в щечку? Что здесь такого? Мы не в пуританской Америке! Я объясню мужу, что ты — адвокат моего клиента и мы вели деловые переговоры. Не думаю, что он что-то заподозрит, а если и так, то в будущем станем вдвойне осторожны.

— Дорогая, стоит ли так рисковать семьей, ведь, ты ею так дорожишь? Столько усилий мы прилагаем, чтобы прятаться! Неужели все зря? А Жан-Пьер — человек творческий и впечатлительный. И потом, подумай о детях. Если эта история попадет в прессу, то их просто задразнят в школе. Может быть, лучше заплатить? Все-таки спокойствие дороже всего.