Людмила Леонидова - Орхидея, королева Сингапура

— Ну, меня интересуют ее любовные похождения.

— Давай лучше поговорим о королеве Англии. У нее с этим все в порядке…

«Королева Англии… королева Англии. С королевой действительно все в полном порядке. А вот что со мной?» — Марина не могла сдержать рыданий. Сидя недалеко от Букингемского дворца, в самом сердце Лондона, она вспоминала все это, как сон, и слезы обиды, горечи, отчаяния сами по себе катились по щекам и капали на талисманчик, подаренный Аленом в день прощания в Москве. Маленькая брошечка-орхидея, символ его города, выполненная искусным мастером из драгоценных камней. Вездесущая мама пробовала выудить у нее, что это за украшение, откуда оно и зачем дочь носит его ко всем нарядам.

— Мне кажется, это провинциально и безвкусно, — пыталась она сыграть на самолюбии Марины. Но дочь игнорировала ее замечания.

Нет, не надо было тогда звонить маме по телефону и с детским восторгом сообщать ей, что встретила человека и они собираются пожениться.

Разве она предполагала, что это вызовет такую бурю негодования, а она, своенравная, решительная и твердая, вынуждена будет отступить. Отступить, несмотря на беременность, которую Марина скрыла и от него, и от родных.

Приезд Алена в Москву спустя месяц только продлил ее страдания. Мама, заставившая отца взять после Марининого сообщения отпуск, как сторож, сидела с ней дома, вдалбливая в голову всякие ужасы. Дескать, если она согласится выйти замуж за иностранца, да еще вдобавок капиталиста, это расценят как предательство Родины. Их тут же вышлют из Лондона в Москву, папа лишится работы и в лучшем случае будет получать сто рублей. А Марину исключат из комсомола и выгонят из института.

Это был какой-то кошмар! Ей в принципе было наплевать на «мнение общественности». Если бы на карту были поставлены только ее интересы, Марина никогда бы не рассталась с любимым и дорогим человеком. Но папа! Его жизнь и карьера находились в вечной зависимости от партии, начальства, мамы. Чувствительный, интеллигентный, он понимал свою дочь, переживал за нее, но изменить существующий порядок не мог.

Когда Ален, ничего толком не поняв из краткого разговора по международной связи, примчался в Москву и позвонил ей, у Марины подкосились ноги. Хотелось наплевать на все условности и порядки, хотелось плакать, кричать, биться головой о стену. Дома был папа. Он посмотрел на дочь печальными глазами и сказал:

— Пойди попрощайся с ним. Я тебя прикрою перед мамой.

Последняя их встреча проходила у сокурсницы Риты. Обнимая и целуя Марину, Ален умолял, заклинал уехать с ним, не понимая, почему им нужно расстаться. Она выдавливала из себя какие-то бессвязные глупости, что-то об учебе, карьере…

А потом в душе наступила пустота, потекли черные-пречерные дни. Ален уехал, уехал навсегда. В неведении, что оставил ей самое дорогое — их будущего ребенка. Марина решила: этого уж у нее никто не сможет отнять.

Но шли месяцы, и, по мере того как приближался срок рожать, ее охватывал страх перед будущим — своим и того, кто появится на свет. Каждый раз, когда она думала об этом, возникал притворно-ханжеский образ матери, и Марина страдала еще больше. Ведь она, как и папа, была не свободна, а полностью зависела от мамы, от общества, в котором жила.

Худенькая высокая фигура позволяла скрывать беременность от окружающих. А когда стал появляться живот, Марина надевала просторные пончо, сарафаны на бретельках, благо в вещах недостатка не было, мать чемоданами присылала их из Лондона. В институте никто ничего не замечал. Только одна-единственная поверенная в ее делах подружка Рита знала все и поддерживала в трудные минуты. Перед тем как направиться в роддом, обе дрогнули. Рита проконсультировалась у знакомого юриста о процедуре отказа от ребенка, и… Марина решилась.

Все эти дни после роддома она запрещала себе думать о гнусном поступке. Но сейчас в лондонском парке воспоминания вернулись к ней. Хотелось во всем разобраться…

Что же произошло в ту ночь?

— Девочка! — воскликнула молоденькая акушерка.

«Как он хотел девочку!» — мелькнуло тогда у нее в голове.

— Какая хорошенькая, черненькая, мамочка, откройте глаза, посмотрите, — тормошила акушерка Марину. — А до чего крепенькая, живая, веселенькая. Слышите? Запела, — продолжала та комментировать плач младенца.

Как же случилось, что здоровый нормальный ребенок, легко появившийся на свет, через сутки внезапно умирает? Как будто все происходит не с ней и не наяву, а словно в том жутком фильме, который они смотрели с Ритой. Сейчас все кончится. И белые халаты врачей, и страшное сообщение, что у нее больше нет ребенка. Но как же так? Где-то в глубине души у Марины еще теплилась надежда, что она поедет к родителям, поговорит, намекнет или, на худой конец, кончив институт, пойдет работать и отыщет девочку… свою дочь. Хотя зачем себе лгать. Она все решила окончательно, раз и навсегда.