Было начало ноября. Зак сидел в полном одиночестве в первом ряду просмотрового зала. Ему впервые предстояло увидеть плод своих трудов собранным воедино, в самом первом приближении, еще без звуковых эффектов и музыки.
Через пару минут после того, как выключили свет и просмотр начался, задняя дверь тихонько приоткрылась и в зал заглянул Вито Орсини. Он кивнул единственному человеку, который находился в зале, помимо Зака, — монтажеру. Тот сидел на последнем ряду, откуда ему было удобнее общаться с механиком. Монтажер молча кивнул в ответ, не нарушая неписаного этикета просмотрового зача, работа в котором требует полной тишины, и снова стал смотреть на экран. Несколькими минутами позже он отметил про себя, что Вито удалился, но на противоположном конце последнего ряда появилась хрупкая женская фигурка. Монтажер решил, что раз продюсер привел ее сюда, значит, у него есть на то основания, и тотчас же забыл о ее существовании.
Когда через два с лишним часа просмотр был завершен, в зале опять вспыхнул свет. Зак встал, разминая затекшие руки и ноги, и крикнул монтажеру:
— Спасибо, Эд! Здесь еще есть над чем поработать. Надеюсь увидеть тебя завтра, да пораньше.
Монтажер немедленно удалился, а Зак еще несколько минут расхаживал перед экраном, размышляя над тем, что предстоит сделать завтра в монтажной, что и как он будет менять, пусть по секунде, пусть по кадрику, пока не добьется того, что ему нужно. Монтаж был очень важной частью работы, тонким, деликатным, миниатюрным процессом превращения отснятого материала в тот фильм, который зрители увидят в кинотеатре. Наконец, все еще погруженный в себя, он направился по ступеням к выходу. Не доходя до двери, он вздрогнул от чьего-то сдавленного всхлипывания.
— Что за черт?
Он огляделся и увидел Джиджи, комкающую в пальцах мокрый носовой платок.
— Ты? Эй, драчунья, кончай плакать, неужто так плохо?
— Нет… — От слез голос Джиджи прерывался и дрожал. — Как это… как глупо… Но я всегда плачу… когда кончается хорошо.
— Ну, хоть разок-то улыбнулась за весь фильм?
— Это было труднее всего — не рассмеяться вслух, а то бы я себя выдала. Зак, я не ожидала от тебя такого. Все это так романтично, неожиданно романтично… Как тебе это удалось?
— А мне это удалось?
— Ты сам это знаешь, — объявила Джиджи.
— Ну… скажем, у меня есть только робкая надежда, что после двух месяцев доведения всего этого до ума, может быть — только может быть, — мне удастся сделать из этого фильма что-то чуточку более достойное, чем то, чего я ожидал. — Зак постучал по деревянному подлокотнику одного из кресел.
— Ты все такой же суеверный, как я вижу, — проворчала Джиджи и тоже постучала по дереву. На всякий случай.
— И сколько ты извела клинексов?
Джиджи посмотрела себе в подол.
— Восемь… нет, девять, считая последний. Но ведь в твоем фильме три разных хеппи-энда, — сказала она в свое оправдание, — значит, выходит по три штуки на каждый. Я не какой-нибудь фонтан.
— Значит, ты заметила все три? А я-то думал, что один-то мне точно удастся утаить. Так, говоришь, девять? Ты, конечно, еще не показатель. Может, ты просто плакса.
— А ты что, помнишь меня такой? — В ее вопросе звучала масса оттенков — тут были и ностальгия, и упрек, и тоска, и притворное безразличие.
— Ну ладно, ты совсем не плакса, — поспешил исправиться Зак. — Вернее, не была плаксой. Но ты ведь могла перемениться — начала же, к примеру, бить физиономии перед камерой.
— Это было только один раз, не надо преувеличивать, — уточнила Джиджи.
— Тебе повезло, что джентльмен не дал сдачи. Конечно, от этого он выглядел бы еще хуже, чем теперь, хотя это вряд ли возможно — спасибо фотографам и репортерам. Джиджи, ты спасла мою репутацию, а я тебя еще толком не поблагодарил.
— Я получила твое письмо.
— Бывают случаи, когда никакое письмо не может передать всей признательности. Спасибо тебе, Джиджи. Ты была… великолепна.
— Не стоит благодарности. Приходите еще. Скажи мне, Зак, а если бы я ударила тебя, что бы ты сделал? — не удержалась от вопроса Джиджи, убирая в сумочку остатки клинексов.
— Я бы повалил тебя и стал щекотать ушки.
— О черт, ты слишком много знаешь, — пробормотала Джиджи, заливаясь краской. Некоторые ее слабости были известны одному Заку.
— По-моему, неплохая идея. Можешь не волноваться, я никому не скажу. Слушай-ка, а не съесть ли нам по пицце? В честь будущего кино для влюбленных парочек?
Читать дальше