Ведрана Рудан - Негры во Флоренции

Они заказали распечатку звонков, подчеркнули номера, которые я набирала, сунули мне под нос.

— Ну, — сказала мне дочь, — есть у тебя хоть какое-то разумное объяснение, почему ты обзванивала всех этих бесчисленных старух? О чем ты с ними разговаривала? Почему ты не позвала их встретиться с тобой где-нибудь? Вы могли потрендеть за гораздо меньшую сумму! Не бросай деньги на ветер, лучше сэкономь на поездку во Флоренцию, о которой столько говоришь!

Я сидела за столом, она на диване, я молчала, боялась взгляда этой женщины, которую я родила и которая сейчас смотрела на меня моими глазами, такими, какие были у меня в молодости, как на фотографии. Я не сказала ей: «Кто оплатит мне поездку во Флоренцию, о которой я столько говорю, я продала дом, вы забрали все деньги, потратили и забыли, вы мне даже десять динаров никогда не дадите на кофе, у меня собственных денег ни динара, я живу здесь, в квартире, которую вы снимаете, так, как будто снимаю у вас угол, вы забираете у меня даже пенсию, которую я получаю за покойного мужа. Глупая корова, да ты понятия не имеешь, с кем сейчас разговариваешь, я вовсе не добрая бабушка, добрых бабушек не бывает, все хорватские бабушки ненавидят своих детей, которые их обокрали, и внуков, которые ободрали их как липку».

Я не сказала ей этого, но заплакала, я плакала, а моя дочь смотрела на меня. Эти слезы были игрой настоящей бабушки, которая исполняет роль из глупой сентиментальной истории для глупых внуков бедных бабушек, которые исполняют роль бабушек из сентиментальной истории. Я сказала: «Хорошо, я оплачу этот счет!» Мне стало страшно больно, ужасно больно, все сжалось в груди, я дотащилась до своей комнаты и брызнула в рот нитроглицерин, хотя он был уже просрочен. Обычно я брызгаю его только тогда, когда влажность воздуха девяносто восемь процентов или когда поднимаюсь по лестнице к своему врачу. Брызнула нитроглицерин…

Хорошо, я не отрицаю, действительно, моя дочь где-то прочитала, что спрей гораздо лучше таблеток, и она его для меня достала в Австрии, что да то да, но у этого спрея истек срок годности. Я ей сто раз говорила:

— У спрея кончился срок годности, я никогда вас ни о чем не прошу, я скромная женщина, но, пожалуйста, купите мне новый флакончик…

Она сказала:

— Когда у лекарства кончается срок годности, им можно пользоваться еще несколько лет.

Вот корова! Относится ко мне так же, как вы и Европа относитесь к слаборазвитым странам.

Я сказала:

— Хорошо, я оплачу этот счет!

— Чем?! — взвизгнула моя дочь, схватилась обеими руками за голову, опустила голову на колени, стало видно, что ее волосы у корней седые.

Я не сказала ей: «Покрась волосы». Если бы она была маленькой девочкой, если бы я была молодой мамой, я бы таскала ее за волосы по всей кухне. И приложила бы ее головой об стену. Но теперь соотношение сил другое. Приходится быть осторожной.

Интересно, где-нибудь написана или сказана вся правда о старухах? Ведьма — единственная старуха во всей литературе, которая не скрывает, что мы, старики, думаем о тех, «кому принадлежит будущее», и куда бы мы их послали, если бы наши руки не были скрючены артритом. Бедняжку бросили в котел с кипящей водой, она не смогла оказать сопротивление более сильным. Двое пышущих здоровьем и энергией против одной бедной старухи?! Стариков швыряют в котел с кипятком, потому что старики не могут изменить мир. Но и молодые не могут изменить мир. Большинство людей на этом свете бултыхаются в кипящей воде и мечтают о том, как они выпрыгнут из котла и закутаются в толстое махровое полотенце. Глупцы! Идиоты и кретины! Когда ты стар, ты должен знать, что тебе нет места среди тех, кто держит в руке половник и размешивает, размешивает. Если бы у меня были деньги, я бы спокойно смотрела на несчастных купальщиков в котле, но у меня денег нет, правда, скоро я их заполучу. И поеду во Флоренцию! Поеду во Флоренцию! Поеду во Флоренцию! Я слышала о Флоренции столько прекрасного. Я никогда не путешествовала. Мир видела только в телевизоре. Если бы я в подходящий момент запихнула себе между ног соответствующего товарища, не пришлось бы мне в восемьдесят лет мечтать об автобусной экскурсии. Я видела товарища Тито, как он проезжает в «кадиллаке», несколько раз, мы все ему махали, и моя дочь, и я. Не утверждаю, что ебать меня должен был непременно сам товарищ Тито. Те, кто занимал должности пониже, тоже повсюду ездили со своими женами. Вот, например, я прочитала в «Глории», что внучка председателя объединения всех югославских профсоюзов изучала английский язык в Лондоне, когда ей было всего пять лет! А я до семидесяти двух руками белье стирала. Так живут все женщины, которые купились на рассказы про то, что пиздой не торгуют. Пизда — это все, что есть у женщины, срок годности у нее короткий, если не попользоваться ею вовремя, потом будет поздно. Женщины делятся на тех, кто продал пизду за хорошие деньги, и тех, кто профукал ее впустую.