Шобха Де - Сестры-соперницы

Микки взглянула на тетку, с трудом скрывая неприязнь. Вот несносная старуха! Но приходилось держать себя в руках. «Бедная тетя Анджанабен, — сказала себе она, — по сути, всего лишь безобидная старая сплетница, которой просто нечем себя занять. Да, конечно, она иногда принимается плести интриги и пытается помыкать остальными, но никто не воспринимает ее всерьез». Микки знала, что ее тетку недолюбливают. Мать всегда держала бесцеремонную и крикливую Анджанабен на расстоянии, относилась к ней с презрением и часто жаловалась папе, что его сестра вечно повсюду сует свой нос и от нее слишком много шума. Да и сама Микки в детстве тоже не любила ездить к тетке в гости и играть с ее единственным сыном Шанаем. С ним она давно не виделась и сегодня равнодушно поинтересовалась у Анджанабен, как он поживает, неужели так и колесит по Америке, приторговывая всякой всячиной.

Почувствовав на себе взгляд тетки, Микки постаралась подавить раздражение, которое вызывали украшенное вышивкой нейлоновое сари Анджанабен, дешевые побрякушки, растрепанные волосы и бегающие глазки. Она через силу улыбнулась, вздыхая про себя: «Что делать, придется ее терпеть. По крайней мере сегодня».

А Анджанабен тем временем без умолку тараторила об успехах своего драгоценного сыночка, который унаследовал ее деловую хватку. Сама она занималась в основном тем, что скупала и перепродавала все, что под руку попадется, — от ахмедабадских сари до посеребренных десертных блюд. Шанай действительно пошел по ее стопам: чем он только не торговал: и масличными семенами, и макулатурой, и химическими реактивами, и запчастями к электронике, и пшеницей, и одеждой или даже подержанными телевизорами. В принципе, все его сделки приносили неплохой доход. Но слишком уж мелко он плавал. Микки даже передернуло, когда она вспомнила, как Шанай однажды позвонил ей в общежитие, долго и заботливо расспрашивал о здоровье, а потом перешел к главной цели своего звонка: «Ты, часом, не знаешь, может, кто-нибудь купил бы крупную партию индийского хлопка? На этом можно неплохо наварить». Но она тут же одернула себя: Шанай всегда присылал ей на день рождения подарки, хоть и дешевенькие. Скорее всего это были пробники, которые доставались ему бесплатно, но то, что все эти годы он помнил о дате ее рождения, подкупало. «Не будь такой злюкой, — сказала она себе, — ведь есть же у него и хорошие черты. К тому же иногда он может быть полезен».

— Не забудь расправить край сари на плечах, — проговорила тетя Анджанабен, выводя девушку из задумчивости.

Микки нехотя взяла в руки мамино сари. Она привыкла к национальной одежде, которую с детства приходилось надевать по праздникам, но все равно чувствовала себя в сари скованно. Одевшись, Микки критически оглядела себя в зеркале. Они с теткой немного поспорили о том, стоит ли девушке подводить глаза. Без косметики, или, как она выражалась, «без глаз», Микки чувствовала себя раздетой. Потом она нарисовала себе между бровей маленькое бинди темным карандашом для глаз и поправила кружевной лифчик, чтобы не было видно бретелек. Чанду не успела сшить ей новый топ под это сари, а старые были слишком вызывающими для похорон. Микки с трудом сдержала усмешку, представив, как у стариков потекут слюнки при виде соблазнительно глубокого выреза ее полупрозрачной белой блузки, сквозь которую просвечивает лифчик фирмы «Gossard». «Что ж, пусть старые хрычи немного помечтают», — подумала она, поправляя складки сари и оставляя открытым пупок. Мама этого терпеть не могла: «Микки, как тебе не стыдно, у тебя же видна пуговица на животе!» «Мамочка, так ведь в этом и задумка», — ухмылялась в ответ Микки и поспешно выскальзывала из комнаты. Но сегодня все взоры будут устремлены на нее. И роль, которую судьба так внезапно заставила ее играть, требует, чтобы она была одета подобающе.

Анджанабен схватила ее за руку, вывела на середину женской половины зала и сразу же начала причитать. Микки, не ожидавшая такого бурного проявления чувств, пристально посмотрела на тетку. Ну конечно, тетя Анджанабен играет на публику. Девушка смутилась и покраснела: вокруг нее толпились десятки совершенно незнакомых женщин, которые шумно демонстрировали свое горе, а сама Микки пока что не проронила ни слезинки.

Она сидела на подушке, стараясь не вслушиваться в обрывки долетавших до нее разговоров. Ей с детства не нравилась эта часть дома. Холодное и безличное помещение при строительстве задумывалось как бальный зал, но отец приказал убрать оттуда всё европейское — блестящих херувимов, завитки и тяжелые бархатные портьеры — и велел дизайнерам отделать комнату в традиционном индийском стиле. От первоначального замысла осталась только огромная люстра. Теперь она холодно мерцала над Сетхом и Сетхани, а собравшиеся исполняли традиционные песнопения, прежде чем проводить их в последний путь к простому погребальному костру на берегу моря.