Лайза Джексон: Бремя страстей

Уважаемый читатель!

С разрешения моего издателя хочу поделить­ся с тобой той радостью и волнением, которые вызывает во мне выход в свет романа «Сокрови­ща» (русский перевод романа издан редакцией международного журнала «Панорама» в начале 1996 г.— Ред.). Эта книга стала воплощением моей мечты писать более объемные и более проникновенные, более чувственные книги.

Надеюсь, ты получишь удовольствие от «Сокровищ» — одного из моих самых любимых сочинений. Хочется верить, что ты познако­мишься и с моим следующим романом («Бремя страстей».— Ред.). В этом произведении рас­сказывается о судьбе двух единокровных сестер и соперниц Энджи и Кэссиди Бьюкенен, добива­ющихся любви сурового нелюдима Брига Маккензи. В книге тесно переплетаются тайные желания, беспощадная месть и смелая любовь.

Благодарю всех, кто уже не первый год ин­тересуется моими сочинениями. Я люблю полу­чать письма от своих читателей и надеюсь, что и ты черкнешь мне пару строк.

Эта женщина лгала. Лгала умело. Чертов­ски умело!

За годы, что Т. Джон Уилсон проработал в должности помощника шерифа, у него вы­работался нюх на лжецов. Ему пришлось по­знакомиться с «лучшими» представителями населения округа: дешевыми осведомителями, головорезами, ворами, профессиональными убийцами — и ему легко было распознать за­блудшую душу среди тех, с кем сводила его судьба.

Эта красивая женщина, не просто красивая, а состоятельная красивая женщина, что-то скрывала. Что-то очень существенное. То, что вынуждало ее лгать, демонстрируя при этом восхитительно белоснежные зубы.

Спертый воздух в комнате дознания пропи­тался едким запахом табачного дыма. Некогда бледно-зеленые стены успели покрыться серым налетом грязи и пыли за время, прошедшее с тех пор, как их закрасили в последний раз, еще до того, как начали урезать бюджетные ассигнования, но Т. Джон чувствовал себя здесь уютно и уверенно, восседая на крепко сбитом старом стуле. Он потянулся к нагруд­ному карману за пачкой сигарет, но вспомнил, что вот уже два месяца как бросил курить, и утешился пластинкой «Дентайна», которую не спеша развернул, сложил пополам и запих­нул в рот. Конечно, жевательная резинка не заменит доброй затяжки крепкой сигаретой «Кэмел», но с этим приходится мириться. По­ка. До тех пор, когда он, наконец, прекратит перманентную войну с пагубной тягой к нико­тину и вновь одержит верх старая привычка.

— Давайте пройдемся еще раз,— предло­жил он, откинувшись на спинку стула и забро­сив ногу в тяжелом ботинке на колено.

Его напарник, Стив Гонсалес, остался стоять, упи­раясь плечом в дверную раму и скрестив руки на худосочной груди; взгляд его темных глаз неотрывно был направлен на женщину, кото­рая оказалась в центре всего происшедшего: убийство, поджог, а возможно и что-то значи­тельно большее.

Нарочито небрежным жестом Т. Джон при­двинул к себе папку и начал листать страницы, пока не дошел до записи сделанного ею в от­сутствие адвоката заявления всего лишь нес­колько часов назад.

— Ваше имя?..

Ее янтарные глаза вспыхнули от возмуще­ния, но не вызвали в нем и намека на чувство вины за то, что ей придется снова пройти через всю эту процедуру. В конце концов, она обяза­на сделать это для него, коли ситуация не проясняется, а она явно не намерена сдавать своих позиций… Ну, надо же, вцепилась зуба­ми, как бульдог, и повисла. Репортеры никогда не отказываются от своих слов, во всяком случае, в тех делах, которые оказываются в ве­дении представителей закона или окружного прокурора; хорошо хоть, у него был в про­шлом небольшой опыт…

— Мое имя Кэссиди. Кэссиди Маккензи… и вам оно уже известно.

— Кэссиди Бьюкенен Маккензи.

Она даже не потрудилась отреагировать на его поправку. Он покачал головой, плюхнул на стол папку и вздохнул. Постукивая кончиками пальцев по поверхности стола, он перевел взгляд на звуконепроницаемое покрытие по­толка, как будто желая, чтобы вмешался сам Господь Бог, скрывавшийся где-то там, между балочных перекрытий.

— Понимаете, я надеялся, что вы настро­ены быть более откровенной со мной.

— Я с вами предельно откровенна. От то­го, что мы будем повторять все заново, ничего не изменится. Ведь вам самим известно, что произошло…

— Ни хрена мне не известно, леди, и перестаньте нести чепуху! — Его тяжелые ботинки выразительно грохнули об пол.— Послушай я не знаю, отдаете ли вы себе отчет в том, с кем вы говорите, но я знавал лгунов и похле­ще вас и справлялся с ними не раз, вот так! — Он щелкнул пальцами так оглушительно, что, казалось, звук рикошетом отлетел от стен.— Осознаёте вы или нет, но вы в большой беде, в большей, чем вам самой кажется. Так что давайте приступим к делу… О'кей? И без вранья. Ненавижу вранье. Не так ли, Гонсалес?