Татьяна Алюшина - Любовь без права на ошибку

А поскольку девушка сама потребовала демонстрации этого участка…

И он позвонил отцовскому другу.

– О, Влад, – обрадовался Павел Максимович, выслушав просьбу. – Ну разумеется! Буду очень рад повидаться с тобой! Посидим, отца помянем, поговорим! А то, что с девушкой, так и замечательно! Приезжай непременно в любое время. Завтра? Совсем хорошо! Я распоряжусь, вас встретят, а я уж вечерком подъеду. Да, и не взыщи, раз уж ты на меня, ловца, попался, есть одна задумка у меня, хочу, чтобы ты сделал. Обсудим?

– Не вопрос, Павел Максимович. Тогда мы завтра в первой половине дня приедем.

– Лады, жду!

Действительно, лады! Именно то, что надо! Вот там он ее, тепленькую… Кто про что, а он о своем жгучем интересе, на котором все человечество и держится по большому счету!

Этот день я посвятила Надежде Ивановне, то есть долгим неспешным беседам с ней за самоваром и совместным прогулкам по участку. Она расспрашивала, а я охотно рассказывала про нашу жизнь, про бабушку то, что знала. Гибель мамы мы не стали обсуждать по моей просьбе, хватило мне и вчерашних переживаний. Но в целом наша беседа была умиротворяющей и приятной. Надежда Ивановна многое мне рассказала про свою семью и, что особенно, как вы понимаете, для меня актуально в данный исторический момент моей жизни, про внучка любимого.

– Мы за него все ужасно переживали, – вспоминала она. – Каким-то образом Костя умудрился узнать, что Влад находится в Чечне, хотя это и была закрытая информация.

– Он сказал мне, что его мама даже болела от переживаний, – осторожненько поинтересовалась я.

– Да Вероника всегда была истеричкой, – отмахнулась, чуть скривившись, Надежда Ивановна. – Только ее истерия проявлялась нестандартным образом. Закрытая в себе, холодная, все что-то мудрила в голове, придумывала какие-то несуществующие проблемы: что Костя ей изменяет, что тратит деньги на стороне. Ревновала страшно Влада к нам с Гришей, к Костику и не позволяла себе самой любить его. Отчитывала нас, что чрезмерная любовь к детям их развращает, а такие отношения, как у внука с дедом, это просто неприлично. Мы оберегали Влада от ее больного воображения и странных жизненных установок, многое ему не рассказывали, но это боком потом вышло.

– В каком смысле? – заинтересовалась я.

– Она, узнав, что Влад в Чечне, словно похоронила его сразу. Оделась во все черное, обвинила Костика в том, что чуть ли не он сам убил сына, скорбела профессионально, идиотка. А когда он вернулся, «приходила в себя», так это называлось. Я посоветовала Костику показать ее психиатру, а он отмахнулся, я лучше разведусь, сказал, до того она его допекла. И хотя Костя ушел от нее, забрав с собой Влада, но они же общались, и Влад чувствовал себя виноватым перед матерью. А ему-то самому ох как несладко в то время приходилось.

– Но он вроде к ней не в претензии?

– Нет, – улыбнулась Надежда Ивановна. – Ему помог справиться с посттравматическим синдромом специалист, который попутно объяснил, что Вероника больной человек и это следствие ее трудного детства. Он понял и принял ситуацию. Сейчас они почти не общаются, он оплачивает все ее прихоти и желания, но держится от нее на расстоянии.

А ты молодец, Битов, что не стал мне вчера ничего этого говорить и объяснять, оберегая таким образом свою маму. Я оценила.

По обоюдному умолчанию мы с Надеждой Ивановной не стали говорить и о гибели ее сына. У каждой из нас имелись свои надгробия, которые в такой прекрасный солнечный и немного душноватый майский денек не хотелось тревожить. Будет еще время для тризны и воспоминаний нелегких.

Гулять я пошла в сопровождении Герцога. Через мост, на другой берег реки по тропинке. Мы шли, никуда не торопясь, смотрели на пейзажи, даже побегали немного и вернулись в дом.

Поужинали мы втроем: я, Герцог и Вера Николаевна. Надежда Ивановна отговорилась, что есть не хочет, попьет чайку в своей комнате и будет писать дальше мемуары для бабушки, давно вышедшие за простое понятие «письмо».

Духота все усиливалась, и Вера Николаевна, тревожно поглядывая за окно, прогнозировала:

– Ох, гроза будет! Да сильнющая! Вон как парит весь день!

– Вера Николаевна, – предложила я свои услуги, – может, чего убрать надо под крышу со двора?

– Да мы с Викой вроде все убрали.

Вика – это симпатичная девушка лет двадцати, которая приходила несколько раз в неделю убирать дом. Я ее видела сегодня первый раз, когда она меняла белье на моей кровати. Ничего девчушка, приятная, простая и умненькая, мне такие очень импонируют.