Вирджиния Эндрюс - Паутина грез

Из маминых рассказов я узнала, что «в Техасе все городишки одинаково пыльные и грязные, так что, проехав по главной улице, надо потом непременно бежать в ванну». Поэтому папе не пришлось долго уговаривать маму покинуть те края. Историю их знакомства я обожала слушать и заставляла маму вновь и вновь пересказывать ее. Меня не смущало, что всякий раз их роман выглядел немного по-другому: мама то добавляла что-нибудь, то пропускала. Суть же оставалась неизменной, и этот рассказ я мечтала непременно внести в свой дневник.

Ближе к вечеру, когда мама зашла ко мне перед тем, как отправиться в ресторан на праздничный ужин, я попросила ее повторить все сначала.

— Ты еще не устала слушать это? — подняла она брови.

— Что ты, нет! Знаешь, мамочка, это такая чудесная история, просто сказка! В книжках не найдешь ничего подобного, — горячо возразила я.

Мама повеселела.

— Хорошо, — промолвила она, села к туалетному столику и начала расчесывать свои тяжелые золотистые волосы. — Я жила как Золушка. О встрече с принцем не было и разговора, — как обычно начала рассказ мама. — Папа был уважаемым человеком, управляющим на нефтяных разработках. Работы он никогда не боялся, но оставался при этом элегантным кавалером. Надеюсь, ты когда-нибудь встретишь такого мужчину, каким был мой отец.

— Разве наш папа не такой? Он работает наравне со всеми, он даже в машинное отделение спускается…

— Работает он прекрасно, — сухо произнесла мама. — Но я бы хотела, чтобы ты встретила по-настоящему влиятельного и важного человека, который отдает приказы, живет в роскоши…

— Но у нас чудесный дом, мама! — с укоризной воскликнула я. Мы действительно жили в великолепном особняке в самом центре города. Построенный в классическом колониальном стиле, дом имел просторные холлы, высокие потолки, широкие лестницы. Все мои сверстники восхищались им. Особенно удивляла их парадная столовая со сводчатым потолком и колоннами. Правда, это новшество было маминой заслугой: пару лет назад она увидела нечто подобное в одном из журналов, и перестройка началась незамедлительно.

— Да-да, конечно, но я говорю не о том. Я хочу, чтобы ты жила в огромной усадьбе. Чтобы там были и конюшни, и пруды, и парк, и частный пляж, чтобы дом обслуживали десятки слуг… и чтобы… — Тут мамины глаза затуманились и распахнулись, будто глядя вдаль, на привольные луга и густые леса. — …И чтобы там был даже традиционный английский лабиринт из кустарника.

Она тряхнула головой, как бы освобождаясь от наваждения, и еще энергичнее принялась расчесывать волосы. Мама неустанно твердила, что волосы надо ежедневно расчесывать не менее ста раз, и тогда они станут для женщины настоящей короной. Сама она носила высокую прическу, которая открывала лоб и позволяла видеть ее царственный профиль.

— В общем, мои сестрицы, эти гладильные доски, жутко ревновали и бесились из-за того, что отец так любит меня. Бывало, мне он приносил в подарок сувениры и красивые безделушки, а им — обычную галантерею или швейные принадлежности. Впрочем, ни лентами, ни заколками, ни бижутерией они не пользовались. Сестры ненавидели меня за мою красоту, понимаешь? И до сих пор ненавидят.

— Но вскоре твой отец умер, ушел в армию старший брат, — нараспев произнесла я, желая поскорее добраться до романтической интриги.

— Да. И все изменилось. Я стала Золушкой вдвойне. Меня заставляли делать самую грязную работу по дому, мои любимые вещицы и украшения спрятали. А когда я пыталась возражать, сестрицы ломали, жгли мои лучшие заколки, гребни, выбрасывали косметику. Ничего не осталось! — с жаром и горечью сказала мама.

— А что же бабушка, то есть твоя мать? Что она делала? — Ответ я знала, но по правилам игры обязательно должна была услышать его.

— Она? Поддерживала их, поскольку считала, что отец испортил меня. Она точно такая же, как ее разлюбезные дочери. Неважно, как моя мать ведет себя сейчас. Не думай, что если ты получила от нее в подарок брошь-камею, то она изменилась. Все по-старому. Человек не меняется.

— Камея удивительная! — воскликнула я. — Папа сказал, она очень-очень дорогая.

— Верно. Я много лет выпрашивала ее у матери, но она отказывала мне, — с досадой сообщила мама.

— Так бери! Хочешь? Я отдам ее тебе!

— Нет! Камея твоя, — немного помедлив, произнесла она. — Бабушка подарила ее тебе. Береги эту вещь. Так на чем же я остановилась?

— Как сестры портили твои украшения.

— Да! И они рвали мои любимые, мои лучшие платья. Однажды Беатрис в гневе ворвалась ко мне в комнату и изрезала одно платье огромным кухонным ножом.