Дебра Кент - Как опасно быть женой

Кое-как втиснувшись в джинсы, отправляюсь в “Космо-ножницы” – один из немногих салонов красоты в городе, где еще можно сделать маникюр за пятнадцать долларов и узнать самые свежие сплетни. Другие парикмахерские давно преобразовались в “европейские спа” с “ароматерапевтическим педикюром” по сорок баксов. Вот чего я, кстати, не понимаю: какая, к черту, ароматерапия, когда ноги так далеко от носа? И какое, объясните мне, “спа” в городе, где хозяева французского бистро произносят “крэм-бруле” вместо “крем-брюле”, а иностранные фамилии англизируются так, что и не догадаешься об их происхождении? Мария Лопес становится Мэри Лоупс, семья Ле Жарденов – Лезджарденами, с ударением на первый слог. Да, и представляете: в китайском ресторане подают белый хлеб!

Лу-Энн Бубански называет себя “веселой разведенкой”. У нее трое долговязых сыновей-подростков, все – баскетбольные звезды своей школы со вполне реальными шансами попасть в НБА. Лу-Энн бросает взгляд на фото Мэг Райан, запускает пальцы в мои волосы и ерошит их, изучая структуру.

– Так. Нам понадобится химия, – изрекает она. – И пара-тройка высветленных прядок, чтобы подчеркнуть лицо. Вам очень пойдет. Будете просто красавица, моя милая.

Лу-Энн укутывает меня в золотой виниловый пеньюар и достает коробку розовых коклюшек для химической завивки.

Я машу фотографией Мэг Райан – последний шанс напомнить о своих пожеланиях.

– Значит, будет похоже вот на это, да? Я не хочу кудряшки как у барана. Я хочу что-нибудь этакое, растрепанное, понимаете? – И все же заставляю себя произнести позорное слово: – Сексуальное.

Лу-Энн сует заколку в рот и начинает накручивать волосы на коклюшки.

– Угу, – мычит она. – Растрепанное. Сексуальное. Не как у барана. Поняла.

Через час я превращаюсь в ирландского водяного спаниеля. Господи, меня сейчас вырвет. ЧТО Я НАДЕЛАЛА?!

– Кажется, это… все-таки кудряшки, – лепечу я, изо всех сил стараясь не разреветься.

– Что вы, милая, дайте волосам время. Химия должна размягчиться, а это дня четыре, не меньше. – Лу-Энн тянет меня за колечко на голове, очевидно давая понять, как будут выглядеть мои волосы после “размягчения”. Колечко моментально отскакивает назад, как хвостик металлической рулетки.

Я смотрю на часы: вот черт! Концерт Люси начался десять минут назад. Прыгаю в машину и несусь в школу, не замечая знаков “стоп” и красных светофоров. Потом, остановившись, рывком опускаю зеркальце и еще раз осматриваю прическу. Да, кудрявее, чем я ожидала, но в общем и целом не так плохо. Я подкрашиваю губы, пальцем снимаю излишки помады и наношу на щеки. Снова смотрю в зеркало. Не Мэг Райан, конечно, но и “скучной” не назовешь.

Я проношусь по стоянке, виляя между сотнями минивэнов, джипов и редкими “камри”; влетаю в здание. Каблуки громко стучат по начищенным ступеням лестницы, ведущей к актовому залу. Быстренько занимаю кресло рядом с Майклом. Люси как раз садится за фортепиано. Муж едва замечает меня – не узнает, – затем резко поворачивается. Я молюсь, чтобы он увидел неотразимую и прекрасную лесную богиню, о которой всегда тайно мечтал.

– Занятно. – Майкл оглядывает мою прическу с видом страхового агента, оценивающего повреждения автомобиля после аварии.

– Тебе не нравится?

Майкл переводит взгляд на сцену.

– Ты похожа на Ларри из “Трех оболтусов” [10] Американское комедийное трио (братья Мо и Шемп Говард и Ларри Файн), снявшееся во множестве короткометражек, а также в полнометражных фильмах, в том числе в “Этом безумном, безумном, безумном мире” (1963) Стэнли Крамера. . Только женского пола. Шучу.

– Тебе совсем не нравится.

– Нет-нет. Вполне ничего. Миленько. Просто ты – и кудри… как-то непривычно. Но не переживай. Освоюсь.

Люси выходит на сцену, усаживается, выравнивает банкетку, кладет на клавиши тонкие пальчики. Майкл берет меня за руку. Я кошусь на него: глаза уже на мокром месте. Он сильнее сжимает мою руку и шепчет:

– Помнишь, какая она была маленькая? Как пыталась играть на пианино ножками?

Я бы хотела ностальгировать вместе с Майклом и тоже гордиться дочерью, но в мыслях у меня только одно – катастрофа на голове, жесткий колтун из кудряшек и завитушек, перманент кокетки начала прошлого века. Обычным мытьем от этой жуткой мочалки не избавишься. Я приговорена к кошмарному кошмару на ближайшие пять месяцев, если не больше.

Остаток дня Майкл избегает на меня смотреть и разговаривает исключительно с моими коленями. Кейтлин ноет, что хочет обратно мою “старую голову”. Джейк плачет, когда я прихожу за ним в детский сад. Я совершила чудовищную ошибку.