Джулиана Маклейн - Цвет небес

Я вспомнила слова отца на пляже: «Тебе просто нужно узнать вдохновение, когда оно нагрянет».

Я долго ждала подобного удара молнии, повода вернуться к писательству, и он внезапно случился — не как удар молнии, а как звезда, упавшая с неба прямо мне на колени.

Отбросив одеяло, я выпрыгнула из кровати. Спустя несколько секунд я уже набирала номер отца в Огасте.

— Папа, когда мы переехали из дома в Кэмдене, что случилось со всем тем, что хранилось на чердаке? Коробками и сундуками с бумагами? Это же в основном были мамины вещи — работы из колледжа и памятные вещи. Мы избавились от них?

— Конечно, нет, — ответил он. — Я все сохранил. Не мог с ними расстаться.

Сердце отчаянно забилось.

— Значит, все бумаги у тебя?

— Да. Прямо сейчас я смотрю на потолок. Они там, прямо у меня над головой.

Я улыбнулась:

— Могу я приехать повидаться с тобой и порыться в них?

Он замялся:

— Ты будто переволновалась. Ищешь что-то особенное?

— Да. — Я рассказала, что именно ищу, и он присвистнул в трубку. — Скоро приеду.

— Буду ждать.

На папин чердак ведет не обычная лестница, а квадратная дверь в потолке второго этажа, к которой ржавыми болтами приделана складная лесенка.

Я не поднималась на чердак с четырнадцати лет. После того, как мы перенесли мамины вещи по шатким ступеням, мы закрыли за собой дверь, и на этом всё закончилось. Мы заставили себя забыть, что её вещи там, притворились, что их никогда не существовало.

Но они никуда не исчезли. И лежали там, над нашими головами, все эти годы.

Я осторожно залезла наверх и заглянула в небольшое пространство под отцовской остроконечной крышей. Сквозь маленькое овальное окошко с улицы проникало немного света. На чердаке пахло затхлостью и старостью.

— Подай фонарик, — попросила я отца. Он не доверял лестнице и крепко держал её одной рукой, пока наклонялся, чтобы поднять фонарь другой. Он протянул его мне, и я нажала на кнопку включения.

Луч белого света пробежал по деревянным балкам островерхой крыши, пока я забиралась на чердак и вставала на ноги.

Я окинула взглядом её коробки с книгами и чемоданы, полные одежды.

Внезапно она оказалась повсюду. Я чувствовала её присутствие, близость и любовь. Каким-то образом я знала, что она рада моему приходу.

Папа засунул голову на чердак:

— Ух ты, сколько же здесь всего. Я уж и позабыл…

— Ты не шутил. Ты и впрямь всё сохранил.

Он продолжал разглядывать ящики и сундуки.

— Я просто не смог себя заставить всё выбросить.

Я улыбнулась ему с высоты своего роста:

— Я рада.

Весь следующий час мы копались в маминых вещах. Я нашла там много собственных вещей: тетрадки из начальной школы, табели, костюмы, оставшиеся после четырех лет занятий балетом и чечеткой.

Я добралась до коробки, доверху забитой старыми фотоальбомами, и окунулась в прошлое, заново отправившись в семейный поход. Я забыла почти обо всем. О рождественских утрах. О поисках пасхальных яиц на заднем дворе.

Мы так хорошо жили вместе — мама, папа, Джен и я. Жаль, что мы никогда об этом не говорили, никогда не радовались.

Последний альбом, до которого я добралась, отличался от других.

Это был не альбом моего детства, а детские фотографии мамы.

Медленно я открыла первую страницу и провела пальцами по черно-белой фотографии мамы в младенческом возрасте, ярким летним днем сидящей в круглой железной бочке на улице. За её спиной на веревке сушилась одежда, развеваясь на ветру. Дальше было море.

На следующих страницах красовались фотографии мамы в детстве и её семьи. Наконец я долистала до её фотографии с двумя моими отцами — Питером и Мэттом. Они втроем сидели на велосипедах и улыбались в объектив.

Я мысленно порадовалась, что теперь знаю правду о маминой жизни. Что понимаю, откуда я взялась.

А затем я увидела кое-что, отчего волоски на затылке встали дыбом.

Фотография мамы и Мэтта, сидящих рядом на качелях на детской площадке. Им, наверное, не больше пяти или шести лет. Бабушка стоит позади мамы и раскачивает её. А за спиной Мэтта стоит привлекательная темноволосая женщина, которая смеется и придерживает шляпу. Широкополую соломенную шляпу, которую я уже видела.

— Папа, а это кто? — протянула я ему альбом. — Женщина в шляпе.

Он прищурил глаза за стеклами очков.

— Это мама Мэтта. — Он поднял глаза на меня. — Умерла, когда он был ещё ребенком семи-восьми лет. Упала с лестницы.

Я забрала у него альбом и изумленно посмотрела на фотографию.