Элеонора Глин: Любовь слепа

— Знаешь, Ральф, я собираюсь жениться.

— Боже мой!

Губерт рассказал ему всю правду.

— Мой дорогой мальчик, — вот все, что сказал полковник Донгерфилд по окончании рассказа, — зверски беспокойно быть джентльменом, но нужно им оставаться.

Затем он отвернулся к окну, чтобы скрыть выражение сочувствия на своем лице.

— Ты видел ее?

— Нет еще.

— Должен ли я прийти тебе на помощь, сообщив всем об этом событии.

— Только то, что я собираюсь жениться. Что можно сказать еще?

— Но когда тебя увидят с блистательной еврейкой, все поймут, что ты был загнан в угол.

Губерт поморщился.

— Никто не должен так думать. Мне кажется, я смогу сыграть свою роль, а затем повезу ее за границу, пока мы сможем благопристойно устроиться на разных квартирах или развестись.

Затем заговорили об игре в поло, но обоим было неловко, ибо каждый чувствовал возбуждение и досаду другого.

Вениамин Леви в этот день, что было для него совершенно необычно, пошел завтракать домой. Он выглядел таким сияющим, что его дочь Ванесса осмелилась даже поцеловать его. Она так мало знала его, своего милого, умного отца, который при встречах всегда делал ей чудесные подарки и, как только мог оторваться от дел, навещал в Риме и в Париже. Все годы войны она провела во Флоренции со своей воспитательницей мадам де Жанон. Ванесса едва помнила Англию, где она родилась и прожила первые пять лет своей жизни. Она не помнила также своей матери, прекрасной итальянской синьоры, убежавшей из дому с отцом; о ней в ее гордой семье не говорили до самой ее смерти, последовавшей спустя три года. Отец был тогда очень красив, Ванесса много раз слышала об этом. Высокий, белокурый, он еще и теперь красив, и добр к ней, но что-то в складке у его губ предостерегало ее от того, чтобы поступать против его желаний. И Ванессе, конечно, и в голову не могло прийти нарушить волю отца.

Вениамин Леви всегда строил свои планы на несколько лет вперед, и, раз решив, что полное послушание дочери будет ему необходимо, когда настанет время выдать ее замуж, он на смену английской няне на пятом году жизни Ванессы выбрал мадам де Жанон в качестве ее сторожа, воспитательницы и ангела-хранителя.

Он приказал, чтобы подрастающая девочка пользовалась всем, что только можно получить за деньги, но она должна была быть ограждена от молодых приятелей и какой бы то ни было возможности столкнуться с современным духом непослушания, царящим повсюду. В особенности ей следовало привить убеждение, что выбор мужа всецело находится в руках отца. Вениамин Леви хорошо знал, какое значение имеет работа подсознания, и был уверен, что если это будет усвоено Ванессой достаточно рано и достаточно основательно, то в нужный момент ему не составит труда воспользоваться своим авторитетом.

Англия казалась банкиру слишком опасным местопребыванием для формирующегося ума. Поэтому Ванесса жила за границей, в Италии и во Франции, где она обучалась у лучших учителей, и приставленная к ней отцом непреклонная, но способная воспитательница никогда не оставляла ее одну. Результатом всех этих забот (даже слуги моментально менялись, если у мадам де Жанон являлось малейшее подозрение, что они могут внести в дом новый, мятежный дух) было то, что в девятнадцать лет Ванесса — прекрасно образованная девушка — оказалась практически незнакомой с жизнью и ее возможностями, насколько это было только мыслимо для разумного существа.

— В свое время ваш отец покажет вам весь свет, — говорила ей мадам де Жанон.

В сущности, жизнь Ванессы была такой приятной, что ей почти никогда и не хотелось бунтовать. Вспышки возникали обычно только из-за туалетов. Она вполне обладала врожденным умением одеваться, тем, что называют понятием шика, а ей никогда не позволяли самой выбирать себе платья. Отец совершенно запретил ей хождение по магазинам, и самые уважаемые, но вышедшие из моды старинные фирмы присылали мадемуазель на дом своих отсталых представителей, которые ее обслуживали.

— Успеет элегантно одеваться, когда выйдет замуж, — думал ее отец, просматривая счет от Шанель, который Нанет, его маленькая подруга, только что прислала ему.

Сегодня, входя в свой особняк в Хэмпстеде, — прекрасный старинный дом с двумя акрами сада, окруженного высокой кирпичной стеной, — Леви весь сиял. Он не предвидел никаких препятствий к осуществлению своего плана, и все представлялось ему в розовом свете.

Отозвав в сторону мадам де Жанон, он сообщил ей свое решение. Мадам с нетерпением ждала минуты, когда ее воспитанница выйдет замуж: ведь ее ожидала тогда хорошая пенсия и полная свобода. Услышав имя Сент-Остеля, она, казалось, пыталась припомнить что-то.