Элеонора Глин: Любовь слепа

Щеки Ванессы стали пунцовыми, страсть и ревность почти лишили ее самообладания. Чарльз Ланглей подошел к ней, и первый раз в жизни она улыбнулась с расчетом. С полным безразличием принимала она прежде выражение его горячего восхищения. И сейчас он почувствовал себя на седьмом небе от счастья и стал нашептывать ей слова восхищения, когда они поравнялись с другой парой.

Губерт заметил это и бессознательно так дернул свою партнершу, что она удивленно вскрикнула:

— Губерт!

Он спросил:

— Это я плохо танцую или вы?

— Конечно, не я! Вы даже толкнули меня!

— С вашего разрешения, сядем, пожалуйста.

Они вышли на террасу через большую стеклянную дверь.

Ванесса почувствовала, что не может больше сделать ни шагу. Чарльз Ланглей говорил ей теперь, что она слишком прекрасна, чтобы ею пренебрегали, что он просто обожает ее.

— Зачем вы говорите мне это? — спросила она, почти не сознавая, что говорит, так как все ее внимание было занято Губертом.

Безразличие ее тона укололо его.

— Потому что я люблю вас, а ваш муж, подобно всем другим, просто слепец.

— Мистер Ланглей, как вы смеете так говорить со мной?

Значит, все замечают, как Губерт обращается с нею!

Чарльз Ланглей только крепче прижал ее к себе, и она почувствовала себя униженной.

Теперь, продолжая танцевать, она сохраняла высокомерное молчание. Ее взгляд не отрывался от стеклянной двери, ведущей на террасу, через которую ей был виден клочок платья герцогини.

Они, должно быть, стояли как раз за дверью. Губерт, вероятно, шептал ей на ухо те же слова, которые только что выслушала она сама, но ведь какая огромная разница — говорить самому или только слушать!

У самого ее уха прозвучал голос Чарльза Ланглея, шепчущего ей:

— Но если дружище Губерт такой олух, почему вы не хотите разрешить мне сделать вас счастливой?

Наверное, будет умнее обратить это в шутку вместо того, чтобы подымать историю, поэтому она презрительно рассмеялась и высокомерно оборвала его:

— Что за смешные вещи вы говорите, как можете вы сделать меня счастливой!

— Очень легко, если вы не будете всегда так одергивать меня!

Ванесса снова засмеялась, но в ее чудесных глазах было страдание.

— И что же вы для этого сделаете?

Чарльз смотрел на нее взглядом, полным страсти. Губерт сделал шаг к двери и видел все это. Слепая ярость охватила его.

— Мне кажется, ваша жена не чувствует огорчения от вашего отсутствия, — с легкой насмешкой промолвила Алиса.

Она тоже подвинулась. Он с яростью посмотрел на герцогиню и, проводив ее обратно в зал, оставил возле Ральфа, а сам направился к той паре и остановил их, когда они проходили мимо.

— Я полагаю, в этой комнате слишком жарко для вас, Ванесса: вы выглядите уставшей, пойдемте.

Чарльз Ланглей потрепал его по спине с циничной фамильярностью.

— Мой старый, добрый Губерт, как вы заботливы! — и присоединился к группе возле герцогини и Ральфа.

Ванесса захватила с собой в зал китайскую шаль, подаренную отцом. Она лежала на диване, и Ванесса, взяв ее, накинула на плечи. Затем Губерт почти насильно повел жену на террасу.

Несколько других пар прогуливалось здесь, поэтому он потащил ее дальше, к ротонде, за группу лавровых кустов. Здесь он остановился и гневно взглянул ей в лицо.

— Как смеете вы так смотреть на Чарльза и позволять ему так смотреть на вас? Ваше поведение самого дурного тона!

Его голос был полон убийственного презрения — так часто звучит голос ревности. И это пробудило в Ванессе дух Монтаньяни.

— И вы смеете осуждать меня?

— Потому что, к несчастью, вы являетесь для света моей женой.

Она издала какой-то невнятный звук — не то вздох, не то рыдание. Это был голос глубокого страдания.

Этот стон поразил Губерта, но он был слишком рассержен, чтобы сознавать, как сильно заставляет ее страдать, — напротив, ему доставляло почти удовольствие, что он может это сделать.

Человек, притаившийся в кустах, услышал этот звук, хотя и находился недостаточно близко, чтобы расслышать слова. Его безумные глаза блеснули в темноте. Губерт и Ванесса стояли в лунном свете, и он мог различить яркие цвета шали Ванессы.

— Что говорил вам Чарльз? — продолжал свирепо Губерт. — Я должен знать, я настаиваю на этом!

— А если я отказываюсь отвечать вам?

— Вы обязаны меня слушаться, — он грубо схватил ее за кисти рук, — я вправе знать!

Ванесса презрительно рассмеялась. Значит, права принадлежат только одной стороне?