Дарья Волкова - Такса

— Их отец погиб.

Черт! Черт! Черт! Вот кто ее за язык тянул? Еще хуже сделала. Но кто б ее не тянул за язык, он продолжает это делать и…

— Несчастный случай?

— Можно сказать и так, — Олег тушит в пепельнице окурок. — Лавина.

— Что?

— Лавиной накрыло. При восхождении. Антон альпинист. Был.

Изумление, удивление… С тем же успехом Олег мог бы сказать, что муж его сестры погиб при неудачной попытке выхода в открытый космос. От нее это одинаково далеко. Не выдерживает и спрашивает:

— А откуда… — прокашливается, понимая, что формулировка неудачная. Пытается выразиться по-другому: — Твоя сестра — тоже… альпинист…ка?

— Нет, — Олег усмехается. Но усмешка выходит горькой. — Это папенькино наследие, — некоторое время молчит и добавляет. — Отец у нас — «снежный барс».

Женя уже ничему не удивляется. Только уточняет:

— Это как?

— Не знаешь? — удивляется Олег.

Она отрицательно качает головой.

— В СССР так называли альпинистов, которые покорили все семитысячники Союза.

— Ого… — с удивлением протягивает Женя. С удивлением и уважением. — Это же очень… круто, да?

— Да, — подтверждает Олег. — Неслабо.

— А ты? — ей уже плевать на то, что она вторгается в глубоко личное чужое пространство. — Ты не увлекся альпинизмом?

— Почему же… Еще как, — Олег прикуривает еще одну. — Все детство и юность провел в пешке и горах.

— В пешке?

— В пешеходных походах. Туризм, романтика, лодки-палатки…

В противовес его словам в голосе отчетливо слышна горечь.

И она не может не спросить. Понимает, что не стоит, нельзя, не нужно, но не может остановиться.

— А твой отец? Он жив?

Олег выдыхает дым в приоткрытое окно и отрицательно качает головой.

— Лавина? — почти шепотом спрашивает она.

— Да нет, — Олег поворачивает голову и смотрит на нее. — Просто остановилось сердце. На высоте в шесть с половиной тысяч метров. Там он и остался.

— Как? — ахает она.

— А кто его понесет вниз? За живых еще будут бороться и пытаться спасти. А мертвый… Люди приходят в горы в поисках своей смерти. Рано или поздно — они ее находят. Так зачем их разлучать?

Сказать ей нечего. Потому что просто не знает — что тут можно сказать. И почему-то от этих коротких скупых фраз горло стискивает так, что и говорить-то сложно. А Олег неожиданно продолжает:

— Я тогда в выпускном классе учился. И у меня родилась светлая, гениальная и офигенно романтичная идея. Вот закончу школу, сдам экзамены и поеду… туда. Найду его. И привезу. Понятия не имел, как я буду это делать. Но был одержим идеей. Дать матери проститься с ним по-человечески. Похоронить. Иметь возможность оплакать.

Олег замолчал. Женька тоже молчала. Откуда-то знала — если начал рассказывать, то обязательно закончит.

— Когда я поделился этой идеей с матерью…

Он снова замолкает. И она не выдерживает. Прокашливается.

— И что? Что было?

— Много чего было. Но в числе прочего она взяла с меня честное-пречестное слово, что я близко к горам не подойду. Что ей одного… хватит. И все равно… — он грустно усмехается. — Борьку вот… от судьбы не уберегла. К нам часто приходили друзья отца. Его ученики. Помогали, чем могли. Вот и Антон. Из числа учеников. Помог… Ого, да мы уже на месте!

Фальшиво улыбается и стремительно меняет тему разговора.

— Вы невероятно быстры, фройляйн Миллер. Я и не заметил, как мы приехали.

Ну не говорить же ему, что весь путь она проделала, не помня — как, на полнейшем автопилоте.

— И почему же ты не говоришь, что эта собака мне идеально подходит? — на руках у Олега царственно возлежит весь из себя такой ухоженный и расчесанный палевый пекинес с надменно задранным носом.

Женя не знает, сколько пройдет времени с того момента, как она услышала историю про семью Олега, прежде чем сможет сказать ему хоть какую-нибудь мало-мальски приличную гадость. Пока — просто не может. И поэтому говорит, что думает.

— Если честно, мне не кажется, что такая собака тебе подходит.

— Нет? А какая подходит?

— Ну… Я представляю тебя с какой-нибудь большой собакой. С догом, например. А что? Ты бы отлично смотрелся с догом.

По удивленно изогнутой брови понимает, что сморозила очередную глупость. С досады запускает руки в и без того растрепанные волосы. Олег улыбается. Она не понимает, но он любуется ею.

— А давайте, девочки, я вас познакомлю. Раз уж нам еще полчаса вместе обратно ехать. Итак, Евгения, это Франческа Марлен фон Кербер. Можно просто Митци. Митци, это Евгения… ммм?