Дарья Волкова: Такса

Ей бы сразу уйти, но она не может удержаться.

— Что, день взятия Бастилии не прошел зря? — интересуется ехидно.

— Нет, — отвечает Олег. Перевернулся на спину, закинул руки за голову. Смотрит на нее снизу вверх. — Бастилия не при чем. Отмечали день рождения Машки Тихомировой.

— Это жена психического?

— Нет, — хохочет Олег. Смешлив он сегодня. — Жена — Даша. А Машка — это дочь. Ты ж была там… практически.

— Так это вы за новорожденную так… накидались? Хороши, нечего сказать.

— За здоровье же!

— Ну-ну…

Женька поворачивается к двери и… Для пьяного у него слишком быстрая реакция. Перехватывает ее руку и неожиданно для себя Женька плюхается попой на кровать рядом. Не отпускает ее руку. Прижимается к ладони щекой.

— Не уходи…

Женька молчит. Потеряла дар речи. Есть от чего. Его ладонь. Твердая и горячая. И щека. Под ее ладонью. Слегка колючая. А так и не заметно. Блондин.

— Женя… Не уходи. Пожалуйста. Побудь со мной. Чуть-чуть.

Трется щекой о ее ладонь. Как большой золотистый кот. Глаза закрыты. И легкая улыбка на губах.

Женя замирает. Сидит тихо. В ладони покалывает. Наверное, от его щетины. Или еще от чего-то…

Он по-прежнему крепко держит ее руку. Но через пару минут она понимает. Больше не улыбается. Ровное и глубокое дыхание. Он заснул.

И она по-прежнему не отнимает ладонь. И смотрит на него. Он безбожно хорош, это правда. Но при этом… Видны и сеть тонких морщинок у глаз. И едва заметные, разгладившиеся теперь, складки — между бровей и у губ. Лицо человека, который часто улыбается. Но еще чаще — хмурится. Оно одновременно и более открытое, беззащитное. Как и у любого спящего. И более строгое, вместе с тем. И он совсем не похож на того пижона, который сел к ней в машину несколько недель назад.

Женя наконец-то убирает руку. Надо уходить.

Вместо этого — отправляется бродить по квартире. На кухне решает сделать привал. Ставит чайник. Рыскает по шкафам в поисках кофе. Старательно отгоняя от себя мысль о том, что она ведет себя, по меньшей мере, странно. Но она просто не может уйти. Не может уйти — и все тут!

Кофе она так и не нашла. Заварила пакетик чая. Пила и уговаривала себя. Что она — чертовски уравновешенная и благоразумная девушка. Уговорила. И чай допила. Кружку из зловредности мыть не стала. Пусть Олег Викторович завтра с утра голову поломает.

Входная дверь поставила перед Женькой очередную трудноразрешимую задачу. Пощелкав замками, поняла — захлопнуть дверь невозможно. Или закрыть изнутри. Или снаружи. Или оставить дверь незапертой.

Мысль о том, чтобы пойти разбудить это алкочудовище отмела сразу. Можно, конечно, прикрыть дверь на защелку. Авось никто не украдет такое сокровище до утра… Но мысль о том, что он будет спать в незапертой квартире, была настолько неприятной, что пришлось отказаться и от нее. Вариант оставался один. Женька взяла с полочки оставленные там ею же ключи. Постояла в задумчивости. Мелькнувшая идея с каждой минутой казалась ей все более и более привлекательной. Не выпуская из рук ключей, Женя прошла в гостиную. Кажется там, на компьютерном столе, она видела ручку. И бумага тоже должна найтись.

Утро было… непростым. Бывало, конечно, и хуже. Бывало. Но редко. Несладко это — просыпаться от головной боли.

Осторожно, стараясь не двигать головой, сел на кровати. Медленно опустил ноги на пол. Оглядел себя. Поздравляю, Олег Викторович! Спал одетым… Брюки, рубашка — все измятое. Хорошо хоть, разуться умудрился. А ведь не помнит, как… Сам себе укоризненно покачал головой. Охнул, обругал себя, шипя сквозь зубы. Как же болит голова…

Проявляя чудеса героизма, доплелся до ванной. Разделся, бросив вещи в угол. Главное — не смотреть на свое отражение в зеркало.

После душа стало легче. Проверенный метод. Обмотав бедра полотенцем, поплелся на кухню. Обнаружив на столе кружку из-под чая, поморщился. Ему еще и чай приспичило пить вчера, оказывается. Убрал кружку в раковину, налил воды в чайник, включил. И все это время где-то на границе сознания маячила то ли мысль, то ли воспоминание. Которое он никак не мог поймать. Ибо сосредоточиться на чем-то, кроме простейших действий, пока не получалось.

Повинуясь этому самому смутному ощущению, все так же вяло поплелся в прихожую. Его туфли безобразно нагло валялись прямо перед входной дверью. Но его взгляд сразу выхватил другое. Белый лист бумаги на тумбочке. Там, где обычно лежат ключи.