Кэтрин Манн: Две тайны Элоизы

Решить что-то сделать и сделать это — две разные вещи. Но она была полна решимости покончить с недосказанностью до того, как они лягут в постель.

Элоиза расправила воротник рубашки Джона. Как хорошо было бы, если бы так же легко можно было расправить ее нервы.

— Спасибо за понимание, за то, что вернулся со мной ради Одри. Мне было ужасно неловко отрывать тебя от твоей семьи.

— Они явились без предупреждения. — Джон обнял ее за талию. — Мы можем вскоре опять с ними встретиться, если хочешь.

— Хочу.

Он улыбнулся:

— Отлично, отлично.

Джон прижал Элоизу к себе и повел в сад. Он сел в шезлонг и посадил ее к себе на колени так легко и непринужденно, что у нее перехватило дыхание. Кто мог предположить, что колени сильного, крупного мужчины окажутся уютным местом для отдыха?

Элоиза положила голову ему на плечо и посмотрела вдаль. Так проще, чем всматриваться в лицо Джона. Солнце садилось, окрашивая затуманившееся небо в серебристые и розовые тона. Ночь постепенно вступала в свои права.

Джон провел большим пальцем по ее шее, слегка массируя:

— Извини, что я не подумал о твоей работе и о необходимости соблюдать осторожность. Конечно, переезды вслед за мной с места на место кажутся тебе не лучшим образом жизни. Мы подумаем вдвоем и решим эту проблему.

Боже, он считает, что можно найти компромисс! Элоизе хотелось верить, что все действительно очень просто.

— Значит, разговор идет о том, — она сглотнула, не смея надеяться, — чтобы жить вместе?

— Мы двигаемся в этом направлении. — Джон прижался подбородком к ее темени.

— Что ж, хорошо. — Элоиза сделала глубокий вдох. — Если мы честны друг с другом, я должна рассказать тебе кое-что, о чем тяжело говорить. И тяжело слушать.

Обнимавшие ее руки Джона напряглись.

— Ты опять хочешь уйти? — хрипло спросил он.

— Нет, если только ты меня не прогонишь.

Что вполне может произойти. Холодок страха пробежал по ее спине. А что, если теперь уже слишком поздно? Поймет ли Джон, почему она так долго молчала?

— Этого никогда не случится.

— Ты говоришь очень уверенно. — Элоиза тоже хотела бы быть уверенной. Но ведь она с Джоном, а значит, может выдержать что угодно. — Ты всегда во всем уверен.

— Я представляю себе наше будущее. Оно прекрасно. — Джон улыбнулся. — Ты — совершенство. Мы будем счастливы вместе.

— Не считай меня совершенством. Что будет, когда ты обнаружишь во мне недостатки? — Элоиза боялась быть отвергнутой. Она всю жизнь была отверженной, причем не по своей вине. — Что, если я не вписываюсь в твой прекрасный мир без границ?

— Мы все исправим. Вспомни свою преддипломную практику в Испании. Ты с удовольствием занималась исследовательской работой. Вполне возможно, наши миры опять сойдутся. Или мы оба будем идти на компромиссы.

Джон предлагал ей очень много, но она еще не была готова к тому, чтобы обдумать его предложение. Сначала необходимо разобраться с той, старой болью.

— Я говорю не об этом, — сказала Элоиза. — Речь пойдет об ошибке, которую я совершила.

Джон разгладил морщины на ее лбу:

— Ты очень серьезный человек. Я уважаю тебя за то, что ты беспокоишься о моих чувствах, но я уже большой мальчик. Так что не бойся. Говори.

— Я не была вполне откровенна с тобой. — Сердце Элоизы билось так, словно хотело вырваться из груди. — Это серьезнее, чем проблема с моим родным отцом.

— У тебя есть любовник?

— Боже праведный, Джон! — Она вцепилась в его рубашку. — Я целый год думала только о тебе. Ты не оставил места ни для кого другого.

Он усмехнулся:

— Тогда что тебя тревожит?

— Джон, пожалуйста, не шути. Не сейчас. Мне и так трудно. — И Элоиза торопливо продолжила: — После того как мы расстались, я узнала, что беременна.

Его руки разжались, лицо стало каменным.

— У тебя был ребенок, — произнес Джон неестественно глухо. — Наш ребенок.

Элоиза кивнула, глотая слезы. Горе, одиночество, жалость — она вспомнила все. Надо было сразу позвонить Джону. Но она не позвонила, и теперь настал час расплаты.

— У меня был выкидыш.

— Когда?

— Разве это важно? — Ее голос дрожал.

— Я имею право знать, когда, как долго…

Элоиза виновато кивнула. Джон прав. Он имеет право на это и на многое другое.

— На четвертом месяце. Об этом знали только мой врач и мой исповедник.

— Понятно, — только и сказал Джон. Он напрягся, переменил позу, его колени перестали быть уютным прибежищем.

Она все-таки надеялась на понимание… сочувствие… запоздалое утешение…