Лэйси Дансер - Взбалмошная девчонка

Меньше чем через час Страйкер тихо вошел в спальню. Темпест уже спала, обнаженная, раскинувшись на огромной кровати. Она раскинула руки в стороны, словно что-то искала даже во сне. Может быть, его тепло? Страйкер знал это чувство. Сколько раз он сам задыхался от холодной пустоты в душе и искал, искал утешения, которого нет на земле…

Страйкер скинул одежду и подошел к кровати. Нет, говорил он себе, он сдержит обещание. Он не станет упрашивать ее остаться. Сожаление, страх, запоздалые мольбы — все придет утром. Все, что он позволит себе сегодня, — попытаться проникнуть в ее сердце молчаливой любовью.

Страйкер скользнул в кровать, и Темпест, удовлетворенно вздохнув, тут же прижалась к нему. Он начал с волос, лаская каждый огненный локон; он проводил пальцами по голубоватым линиям вен на висках, ласкал ресницы, щеки, губы… За пальцами следовали губы, согревая Темпест теплом поцелуев. Она тихонько застонала от удовольствия, но не проснулась, словно не желая разрушать волшебство ночи.

Руки его скользнули ниже; Страйкер приносил молчаливую жертву телу, которому поклонялся, как святыне, длинным стройным рукам, хранящим в себе такую силу, хрупким костям, которым не страшны переломы, ногам, которые завтра на рассвете унесут ее прочь, колену, отмеченному извилистым давним шрамом… С каждым его движением Темпест расцветала у него в руках, словно экзотический цветок, ласкала его пальцы, как бесценный шелк, беспрекословно подчиняясь его воле. Страйкер улыбнулся; сейчас он не хотел бурной страсти. Пусть отвечает ему в полусне, как Спящая красавица — своему принцу. Сейчас он должен почувствовать, что эта прекрасная женщина принадлежит ему.

Он склонился к ее губам, обвел языком их контур — и дыхание Темпест участилось. Ресницы дрогнули, и в устремленных на нее глазах Страйкера Темпест прочла все чувства, что так старательно сдерживал он сегодня в кабинете. Она протянула руки — и он сжал ее в объятиях.

— Нет! Отдайся мне вся, целиком! Отдай мне все!

Эти слова прошелестели еле слышным шепотом и слились с поцелуями — и Темпест поняла, что не может им противиться.

— Хорошо.

— Не отвечай мне. Не двигайся.

— Нет. Я твоя. Я сделаю все, что ты хочешь.

Никогда, даже в мыслях, Темпест не произносила ничего подобного — однако слова вырвались из ее уст легко и свободно. Какая-то сила властно опустила ее руки на покрывало.

— Все, что ты хочешь, — повторила Темпест, глядя ему в глаза.

Глаза его вспыхнули пугающим огнем; Страйкер опустил голову к ее груди, и розовый бутон соска набух от сладкого предчувствия. Страйкер слегка прикусил сосок зубами, и Темпест застонала. А он уже ласкал ее живот, и все тело Темпест содрогалось и изгибалось от этой сладостной пытки. Каждый дюйм ее тела кричал и жаждал его ласки; нервы содрогались, кровь бешено бежала по жилам. Ей казалось, что умелые руки и губы мастера расплавляют ее и воссоздают вновь. Вздохи Темпест вскоре перешли в стоны, стоны — в крики. И когда он наконец приподнялся над ней, Темпест подумала, что сейчас умрет от счастья.

Он входил в нее медленно, с каждой секундой даря ей новое наслаждение. Темпест закрыла глаза и издала долгий протяжный стон, гулко отозвавшийся в тиши огромного пустого дома. Несколько секунд — или целую вечность — они лежали молча, вдыхая запах друг друга.

— Итак, начнем! — прошептал Страйкер, откидывая ее волосы со лба.

Каждый мускул его могучего тела вопил и требовал удовлетворения — но Страйкер не спешил. Сегодня Темпест должна в полной мере почувствовать себя «его женщиной». Он начал движение так медленно, что Темпест едва ощутила его. Глаза ее широко распахнулись, но ни звука не сорвалось с приоткрытых губ. Ей казалось, что ее несет куда-то в открытое море, и рядом нет иного якоря, кроме его мощного тела… Темпест начала двигаться в такт, повинуясь тихим повелениям Страйкера. Пот выступил у нее на лбу, и золотистая от загара кожа влажно блестела в свете ночника. А Страйкер двигался все быстрее, скользил по ее телу руками, хриплым шепотом повторял ее имя. Темпест выгибалась ему навстречу; все глубже и глубже входили они друг в друга, и казалось, никакая сила в мире не сможет их разъединить. Лицо Страйкера было сурово и нахмурено; всеми силами он сдерживал наступление пика — но наконец почувствовал, что не может больше терпеть.

Но даже сейчас он был не готов к такому взрыву страсти. Весь его самоконтроль испарился: обвив Темпест руками, Страйкер содрогался, словно от боли, и исступленно выкрикивал ее имя. И не было больше «завтра». Ни прошлого. Ни будущего. Ничего, кроме мужчины, женщины и их любви.