Натали Крински - Девушки начинают и выигрывают

— Спасибо, — с полуулыбкой отвечаю я.

Удивительно, как гладко все получается. Еще бы, ведь я еженедельно пишу о свиданиях и отношениях между людьми. Я настоящий гуру.

Часа через три я уже сижу в гостиной Макса. Он живет в доме на Линвуд-авеню с еще шестью парнями и мужчиной среднего возраста, который снимает полуподвал и по выходным приводит к себе проституток, но, несмотря на это, «действительно классный мужик».

Нечего и говорить, что в комнате ужасная грязь: повсюду валяются банки из-под пива, а от стен периодически доносится шуршание. Я интересуюсь природой данного звука, и Макс заверяет меня, что это всего лишь мышиное семейство, также обитающее в доме.

— Ничего страшного, — говорит он.

Пустяки. Я ожидала чего-то более серьезного. Хорошо, что это всего лишь грызуны.

Мы сидим вдвоем в его комнате, разглядывая друг друга. Нам больше нечего сказать, поскольку мы уже исчерпали темы «Какой у тебя основной предмет?» и «Из какого ты города?».

Мы оба понимаем, что за этим последует. Постель. Это неизбежно. Иначе зачем бы я пришла? А, собственно, зачем! Действительно ли я этого хочу? Три часа ночи. Я могла бы уже спокойно спать. Или сидеть и вязать себе свитер. Для постели я еще недостаточно пьяна.

Самое смешное во всех этих знакомствах на вечеринках и посещениях его (ее) квартиры заключается в том, что поначалу идея кажется просто классной. В конце концов, основное население Йеля считает Макса привлекательным, и я уверена, что целоваться с ним будет приятно, но затем возникнут все и остальные вопросы. Увижусь ли я с ним снова? Разумеется, я его увижу, но заговорит ли он со мной? Захочет ли встречаться? Что мне о нем известно? Как далеко я готова зайти в отношениях с этим человеком? Как далеко он готов зайти в отношениях со мной?

Вообще-то, если убрать последний вопрос, я точно знаю, что у него на уме. Дело в том, что у меня есть собственная теория насчет йельских мужчин. Двадцать процентов из них — геи, таким образом, доступными для женской части обитателей кампуса остаются восемьдесят процентов. Цифры, на первый взгляд обнадеживающие? Ошибаетесь. Десять процентов от оставшихся восьмидесяти состоят в серьезных отношениях — но не со мной. Тридцать процентов имеют весьма слабое представление о том, как общаться с женщинами, а потому избегают данных трудностей. Они общаются с книгами. Ну и сорок процентов несколько раз с кем-то переспали и активно ищут следующей возможности. Готова поспорить, что Макс входит в последнюю группу, в первую очередь потому, что он не голубой.

— Хочешь посмотреть дом? — Голос Макса заставляет меня отвлечься от раздумий.

— Конечно, с удовольствием, — отвечаю я.

В начале экскурсии по дому я задаю ему множество вопросов и в конце концов убеждаюсь, что он не маньяк. Успокоенная, я обращаюсь к погоде. Я умею превратить самый простой разговор о погоде в смешную и интересную беседу. (Это, конечно, вранье.)

Под конец Макс приводит меня в свою спальню.

— А это моя комната, — объявляет он с такой гордостью, словно ввел меня в Тадж-Махал. Между тем это вполне обычная комната студента мужского пола: компьютер, темно-синие простыни и клетчатое покрывало, стопка грязного белья в углу. Тут и там валяются журналы «Максим» и несколько номеров «Плейбоя», которые он небрежно заталкивает ногой под кровать, подальше с глаз; на стене — постер с изображением Майлза Дэвиса.

Макс садится на кровать, и я приступаю к осмотру, тайком выискивая среди расставленных на полках фотографий и книг следы бывшей подружки. Внезапно я со всей остротой осознаю, что на мне лишь розовое бикини.

Он поднимается и идет ко мне. Он действительно очень красив.

— Ничего себе, — произношу я, разглядывая книжную полку и стеллаж. — Ты читал «Две Кореи»?

— Да. Но угадай, чем бы я с большим удовольствием занялся вместо обсуждения «Двух Корей»? — медовым голосом интересуется он.

Я не в первый раз слышу этот вопрос. И могу предложить не менее трех вариантов ответа.

— Чем? — кокетливо спрашиваю я, подыгрывая Максу, и склоняю голову набок, так и не решив, красиво ли это движение или со стороны кажется, будто я вытряхиваю из уха воду.

Не говоря ни слова, Макс наклоняется и целует меня. Здорово. Он хорошо-о-о целуется! На мгновение я забываюсь. Даже мой мозг тихонько вздыхает.

Но момент наслаждения пролетел, и я снова начинаю лихорадочно соображать. Поцелуй уже не так хорош: Макс теперь выделывает языком нечто очень странное. Терпеть не могу, когда мужчины целуются так, словно трахают тебя в рот. Они напрягают язык и суют его тебе в горло, изображая дрель. Вот и у Максвелла внезапно начинается приступ подражания модели «Блэк-энд-Деккер». Я пытаюсь его купировать, но Макс настаивает.