Натали Патрик: Ручей Поцелуев

— Ну и?..

Броди протяжно выдохнул.

— Врачи сказали, что у Миранды никогда не будет детей. — Он провел по губам рукой в перчатке и устремил взгляд туда, где уже садилось солнце. Ярко-оранжевые и малиновые полосы, прочертившие небо Техаса, слепили ему глаза. — Но я не хотел с этим смириться. Натащил домой горы книг, искал специалистов, уговорил ее пройти через несколько операций. Я заставил ее перепробовать все средства.

— А усыновление?

— Приемные дети — это не совсем то, что свои собственные, ты же понимаешь. Я все никак не мог избавиться от ощущения, что стоит мне привыкнуть к малышу, полюбить его, как его у меня отнимут. — Броди просунул палец под синий платок, повязанный вместо галстука, и покрутил шеей, словно воротник рубашки вдруг стал ему тесен. — Вот я и пытался изыскать любые средства, чтобы у нас с Мирандой все-таки были свои дети. Я все давил и давил на нее, пока у нее не остался один-единственный выход — сбежать от меня.

В прозрачном воздухе громко звякнула уздечка.

— Ты все еще любишь малышку?

— Люблю? Кто, я? — Он с трудом сглотнул, но так и не сумел избавиться от тяжелого комка, казалось навеки застрявшего в горле. — Ты что, не слышал? Каменное сердце старого ковбоя любить не способно.

Прикоснувшись к шляпе в знак прощания, Броди развернул лошадь, пришпорил ее, издал громкий клич — и был таков.

Как только ранчо скрылось из виду, Броди отпустил поводья и вскинул голову на затянутое облаками предзакатное небо. Он всегда так отдыхал в конце трудового дня. В седле он чувствовал себя так же удобно, как многие мужчины его возраста чувствуют себя в кресле.

Не долго думая, он свернул в сторону тихого извилистого ручья, пересекавшего участок его новоприобретенной земли. С незапамятных времен он звался Ручьем Поцелуев. Но не только воспоминания о поцелуях под шелест деревьев на берегах ручья встревожили память Броди. Он отчетливо представил себе свою жену и то, как ухаживал за ней, когда ручей принадлежал еще ее родителям.

Его родня со стороны жены, Роббинсы, основали лучшее ранчо в этой части Техаса, но годы давали о себе знать, они решили уйти на покой и с радостью ухватились за возможность продать ранчо зятю — потому что знали, что могут доверить ему свое детище. На мгновение чувство вины больно кольнуло Броди. Он ведь понимал, что родители втайне надеялись на то, что когда-нибудь их дочь, Миранда, вернется, чтобы жить с ним в отчем доме.

Броди никогда не пытался тешить себя мыслью, что Миранда действительно может вернуться. Никогда.

Он неловко кашлянул в кулак.

Броди было наплевать на то, что о нем думают, но он всегда был до жестокости честен с самим собой. И если откровенно, то он представлял жену в этом доме так часто, что и не сосчитать. Всякий раз, когда он открывал входную дверь, сердце у него замирало, дыхание останавливалось и он выискивал взглядом какой-нибудь признак того, что Миранда вернулась.

Броди с трудом продохнул сквозь ставший уже привычным болезненный спазм в груди и, устремив глаза к горизонту, снял шляпу. Легкий порыв ветра тут же взлохматил ему волосы, и Сайкс, убрав со лба пряди, опять нахлобучил шляпу.

В атмосфере явно зрело предупреждение о какой-то опасности, и он не собирался оставаться здесь долго. Броди цокнул языком и уже развернул лошадь в сторону дома, как вдруг его остановил резкий скрежет, леденящий душу отвратительный звук металла по стеклу.

— Какого дьявола…

Договорить он не успел. Раздался тяжелый металлический грохот, несколько глухих ударов — и все смолкло.

Сердце с лихорадочной скоростью колотилось о ребра, словно готовясь выпрыгнуть. Он весь обратился в слух. Глаза обшаривали окрестности, но сгустившиеся сумерки ни единой тенью не выдавали своих тайн.

А потом неожиданно хлесткий порыв ветра подхватил и принес к нему через пустошь слабый звук. Ледяная дрожь прокатилась по спине Броди.

В полном отчаянии он всматривался в окружающий ландшафт, пытаясь определить, откуда доносится плач зовущего на помощь ребенка. Боже, ну дай же мне хоть какой-нибудь знак, беззвучно взмолился он. И в этот миг заметил облачко красной пыли, медленно поднимающееся над дорогой, что вела от его ранчо на юг.

Пришпоренная каблуками его ковбойских сапог, лошадь стремглав понесла Броди к тому месту.

Ему хватило одного взгляда на потрепанный светлый фургон, чтобы узнать в нем автомобиль его ближайших соседей и давнишних друзей, Донны и Тревиса Стоун.