Елена Усачева: Дева. Звезда в подарок

Шаг, еще, еще. Скрипит доска, свистит ветер в тросах, вспенивается выброшенная на камни вода. И вот под ногами уже ничего не качается, но они продолжают дрожать, и так не хочется, чтобы Петро разжимал объятия. Потому что с ним так надежно, так… правильно.

— Не отпускай, пожалуйста, — прошептала Юля, развернулась и со всей силой прижалась к опешившему Ткаченко.

— Тише, тише, — пробормотал Петро и осторожно погладил Юлю по голове.

— Странная ты. — Ткаченко поднял мелкий камешек и бросил в мутно-стальную воду.

— Ничего не странная! — вспыхнула Юля, отлично понимая, что странная, да еще какая!

Долгую минуту она не могла оторваться от Петро, руки словно окаменели. Она прятала лицо у него на плече, чувствуя, что краснеет, но не в силах была прервать объятия. Но и Ткаченко хорош — если ему все это так не нравится, мог бы и оттолкнуть. Нечего изображать из себя статую. Но он держал ее, гладил по голове и еле слышно шептал: «Тише. Тише. Тише».

И вот теперь они сидели на берегу, Юля боялась смотреть в его сторону. Вода перед ней шумела и пенилась, словно возмущаясь упущенной возможности поживиться.

— Тебя не поймешь! — Еще один камешек взлетел в воздух.

— Олег Павлович говорил, что в воду ничего бросать нельзя, местные духи обидятся. — О чем она говорит? Какие духи? Надо признаться в любви, а не нести всякую чушь о священных алтайских реках.

— Камни бросать нельзя, а миски мыть можно? — усмехнулся Петро, поднял следующий камешек, покрутил его в руке, положил рядом с собой. — Тебя как будто заморозили в детстве.

— Что? — Нет, она не могла больше сидеть. Сидеть и спокойно все это слушать.

— Ты как партизан. По тебе ничего непонятно. Ты все время молчишь.

— О чем я должна говорить? — Юля прошла вверх. К основанию моста был прислонен лист картона, на нем черным углем было выведено: «Ушел в Акташ. Вася». — Пожалуйста. — Она повела рукой в сторону «записки». — Эсэмэска. Какой-то Вася ушел в Акташ.

Петро с силой метнул камень, и он упал у далекого противоположного берега.

— Ладно. — Ткаченко легко поднялся, прыгнул с ноги на ногу, прогоняя оцепенение. — Я первый скажу. Это же ты была в чате под именем «Снежинка»? Ты когда в клуб пришла, я почему-то сразу об этом догадался.

— Догадался? — Юля в замешательстве стала заправлять локон за ухо, а он все выпадал, заставляя ее еще больше нервничать.

— У тебя взгляд, как у Снегурочки, — холодный. Ты особенная, не такая, как все. Смотришь, словно оцениваешь. С тобой иногда заговорить страшно — скажешь что-то не то, и все, испепелишь взглядом.

— Тогда уже скорее заморожу, — усмехнулась Юля. Никогда она не думала, что ее молчание может вызывать такие эмоции. Это она боялась подойти, боялась заговорить первой. А выходит… Боялись… ее? — Ты поэтому взял дневник? — догадалась она.

Петро качнул головой.

— У Фединой есть подруженция. Машей зовут. А брат у нее Коля. — Ткаченко пнул картонку с сообщением о перемещении таинственного Васи. — Симпатичная девчонка. К нам в клуб ходила. Как-то мы сидели с парнями… — Петро отвернулся, посмотрел на реку, на медленно поднимающийся склон, на видную еще отсюда заимку, на зеленые горы. — Колька там был. Я так понимаю, это он передал своей сестре, что я считаю ее симпатичной. Она решила, что это признание в любви.

— Она тебя любила? — Юля удивилась, как легко произнесла последнее слово.

— Не знаю, — пожал плечами Петро. — Может, для нее это была любовь. Но только на следующий день все уже знали об этом. Она завела дневник в Интернете и стала каждый день вывешивать записи на всеобщее обозрение.

Ткаченко неприятно было вспоминать об этом. Он бы перекидал все камни Алтая в веселые воды реки Орой и Чуя, лишь бы рассказывать вообще было нечего, лишь бы той истории не произошло. Он пытался с Машей разговаривать, но она его не слышала, каждое его слово, каждый взгляд воспринимая как знак внимания. Эти безобразные рассказы с подробностями, которых не было, эти ее бесконечные восторги… Они мгновенно стали звездами. Вся школа несколько недель обсуждала только их отношения. Ткаченко оставалось только беситься, молча снося ухмылки и комментарии. Петро был готов каждому объяснить, что это вранье, что если он по всей школе ищет Машу, то не за тем, чтобы в очередной раз признаться в любви, а чтобы объяснить ее бестолковой кудрявой голове — то, что она делает, гадко и пошло. Но уже наутро он получал новый рассказ о том, как стоял перед Машей на коленях, как держал за руку, как обещал свернуть горы, а заодно шею противному физруку.