Катрин Гаскин: Дочь Дома

— У нее красивый голос, — сказала она. Потом спросила Джонни: — Вы ее знаете? Она живет здесь?

— Она моя жена.

Мора покраснела, потому что ошибочно считала само собой разумеющимся, что он пребывает здесь в одиночестве. Ведь он всегда говорил «я» и никогда «мы».

— Извините, — сказала Мора с некоторым смущением, — я не связывала…

— Нет, конечно, нет. Разве вы могли знать?

Постепенно разговоры в баре возобновились, но голос девушки все еще был хорошо слышен. Она пела песню «Всегда».

— Она очень красивая — ваша жена.

— Да.

Джонни тут же слез с табурета и повернулся к ней лицом.

— Увидимся еще как-нибудь, — сказал он. — Не забывайте, что я готов быть в вашей команде по первому зову.

— Не забуду. Спокойной ночи.

Его уход был неожиданным. Она ощутила непривычное чувство одиночества, когда увидела, как он склонился к своей жене. Девушка встала, слегка улыбнувшись, а Джонни взял ее за руку. Так они и пошли вместе к лестнице. Из-за того, что ступеньки были узкими, ей пришлось подниматься впереди, но он накрывал ее руку своей, когда она держалась за перила.

Мора с нетерпением поджидала Уиллу. Через десять минут она увидела, как та прошла через бар. Ее загорелое маленькое лицо озаряла улыбка.

— Мы уж думали, что ты не придешь сегодня вечером. Миссис Бернет ожидала тебя до шести.

Мора улыбнулась в ответ. Увидев Уиллу и услышав ее приветливый голос, она почувствовала себя не такой усталой.

— Я знаю. Меня задержали.

— Рада, что ты выбрался сюда, — мягко сказала Уилла.

— Надолго к нам на этот раз?

— До следующего уик-энда. По крайней мере, побуду, пока продержится погода.

В ответ Уилла сочувственно вздохнула.

— Как быстро пролетело лето! Кажется, так мало времени прошло с тех пор, как ты весной вывела «Радугу». Что будешь пить?

— Я больше не хочу, Уилла, спасибо. Мне пора идти.

Уилла внимательно посмотрела на нее. Она отметила, что Мора побледнела от усталости, а ее глаза и волосы казались более темными, чем прежде. Тонкие морщинки пролегли под ее глазами.

— Ты устала, — сказала Уилла.

Мора кивнула.

— Отец с Крисом много работали, а это значит, что и я работала много. Но отец был сыт по горло моим усталым видом. Он сказал, что, если плаванье на моей маленькой лодке не сделает меня менее раздражительной, то лучше мне убираться к черту. Не меньше, чем на неделю.

— Ты не так уж раздражительна…

— Может быть, немного. Сейчас это не имеет никакого значения. Ведь мы втроем — вы с Джереми и я — отплывем на «Радуге».

Уилла скривила губы.

— Последнее плавание на «Радуге» теперь всегда означает для меня конец лета. Ненавижу, когда ты уезжаешь.

— Я разговаривала с вашим Джонни Седли, — сказала Мора.

— Да… Интересно, что ты думаешь о нем?

— Он милый… Но очень чувствительный.

— Да, по отношению к некоторым вещам. Нам с Джереми он очень нравится.

— Да, и мне тоже. Он выразил желание поплавать.

— Если на яхте найдется место, ты должна взять их обоих. Им это понравилось бы. Тут им, наверно, наскучило. У него милая жена. Вы познакомились с ней?

— Я видела ее.

— Чудесное создание, не правда ли?

— Да… чудесное.

Мора слезла с табурета.

— Мне надо идти… Я чуть не падаю. Запомните, я отправляюсь в плавание завтра днем.

— Да… Загляни по пути. Джереми, может быть, тоже отправится в море.

— Прекрасно. — Она кивнула Джереми через плечо: — Спокойной ночи!

— Спокойной ночи, Мора.

Несколько беглых приветствий было обращено к ней, когда она проходила через толпу. Уилла проводила ее до двери и постояла, глядя в темноту. Затем она моргнула при внезапной вспышке фар, которые скользнули по приземистому деревянному зданию и приветственно махнула рукой, глядя, как машина скрылась из виду на улице поселка.

Наконец, она была дома. Мора всякий раз замечала, что чувство возвращения домой появлялось у нее только после того, как она, прочитав записку миссис Бернет, приносила из кухни кофе и сухари и ставила их на стол рядом с диваном. Потом она с любовью смотрела на свои книги, пианино, шкафчик с пластинками — все что было дорого ее сердцу. Они были приобретением последних четырех лет, как бы олицетворяя собой ее зрелость, пришедшую за годы войны.

Она потянулась к сумочке и достала сигарету. Ее отец, Десмонд де Курси, был приведен в замешательство покупкой коттеджа. Он был против этого, так как не хотел ничего, что могло бы хоть в малейшей степени разлучить его с детьми. Отец слишком любил их всех. Он ревниво подмечал мельчайшую деталь, которая указывала на их ответную привязанность к нему.