Иосиф Гольман - Авдотья и Пифагор

Стефан, племянник губернатора, теоретически мог выстрелить из арбалета и в него — это все же был арбалет, а не лук, — так же как в первых двух. Добиться, так сказать, чистого результата. Но тут спортом не пахло.

Он и арбалет-то взял с собой случайно, так как пошел охотиться на уток. Пистолет, большой «Магнум», тоже имелся за поясом — в здешних местах всегда лучше быть вооруженным. Стрелял же Стефан из арбалета, потому что боялся огнестрельным грохотом спугнуть остальных.

Теперь двое «остальных» были мертвы, а прочих «остальных», кроме мужика с биноклем, похоже, вообще не было. Поэтому Стефан осторожно достал пистолет, тихо взвел курок и, уже не таясь, выстрелил в несчастного: сначала в руки — бинокль тут же выпал, потом — в ноги, в колени.

Конечно, огнестрельные поражения суставов лечить сложно. Ну да кто ж будет его лечить? Все, что требуется от раненого, — дожить до допроса. Губернатор наверняка захочет узнать, кто же покушается на покой его острова и его граждан.

Стефан деловито осмотрел тела на предмет трофеев. Подошел сначала к раненому, забрал известный на всех континентах «калаш». У одного мертвеца изъял еще один автомат, у другого — видимо, начальника — незнакомый парню, но сразу внушающий уважение «стечкин». Здоровенный пистолет решил сразу заныкать, чтобы жадный до экзотических железок дядя, пользуясь правом старшинства, не отобрал.

Потом тщательно обыскал всех троих. Изъял деньги, патроны, красивый, ручной работы, нож с костяной рукояткой, бинокль и рацию, не забыл золотой перстень-печатку с пальца раненого — ему теперь вряд ли понадобится.

Уток, конечно, сегодня не добыть. Но трофеи дороже потянут. Плюс дядя будет доволен: бдительность на небезопасно расположенном острове всегда была в почете и культивировалась достаточно жесткими методами.

Кураев же, даже если б узнал о гибели высланной вперед разведгруппы, теперь полностью потерял к ней интерес — потому что минуту назад ему сообщили новость, делающую все остальное маловажным.

Не зря он платит московским айтишникам и связистам! Его жена только что разговаривала со своей матерью. Семизначные координаты местонахождения Дуняхи он уже ввел в навигатор. Сорок минут хода.

Теперь бы еще знать, что ему с ней делать. Что делать с Пифом, Марат знал давно.

…Оставшись наедине с Дуняшей в бухте Радости — то есть реализовав наконец свою давнюю мечту, — Пиф тоже не знал, что делать дальше.

Дунька, поговорив с мамой по телефону, снова слегка загрустила — дома все оказалось в порядке, но маме без нее было тоскливо. Да и девушка по ней, конечно, скучала. Впрочем, вряд ли дело было только в этом.

Дуняша даже загорать не пошла. Легла в тенек раскидистого, широколистного куста и о чем-то крепко задумалась. Правда, на юге Филиппин даже в теньке не холодно, так что оставалась его любимая по-прежнему в своем столь привлекательном для Пифа желто-красном купальничке.

Смотрел на нее Пиф и диву давался — ну как можно быть такой красивой? Наверное, если разбирать подробно, то его Дунька окажется вовсе не эталоном. И талия не осиная, и ножки полненькие, и грудь не как в каталогах пластических хирургов. Но на него она действует словно известный порошок на наркомана.

По большому счету, ему вообще без разницы, какого размера у нее талия. Ему она вся пригожа, целиком, вне зависимости от геометрических параметров. Эх, обнять бы ее, прижаться к ней всем телом!

Вот только страшно.

Дуня ведь не маленькая, если б хотела — дала бы знак, хоть какой-то.

А так — страшно. Нарвешься на отказ, а еще хуже — на холодную покорность, которая вряд ли станет надежным фундаментом всей последующей длинной жизни.

Любой другой вариант Пифом не рассматривался: Дуняша была ему нужна именно на всю последующую длинную жизнь.

– Дунь, — тихо позвал он.

– Что, Пиф? — отозвалась она.

– Тебе хорошо здесь?

– Да, — после паузы ответила Дуняша.

«Это не страшно, что после паузы, — подумал Пиф. — Значит, не с бухты-барахты. Или все-таки страшно?»

– Дунь, а ты в курсе, что я тебя люблю? — спросил он.

– В курсе, — улыбнулась она.

– Выходи за меня замуж, — разом решившись, попросил Пиф.

Ответом было молчание.

– Не хочешь? — спросил он. Чего уж там, все равно надо идти до конца.

– Не знаю, — тихо ответила Дуняша. Потом, чуть помолчав: — Наверное, хочу.

Вот теперь жизнь в Пифа вернулась!

– Так это ж здорово! — просиял он. — Может, наверное уберем? А, Дунь?