Иосиф Гольман - Авдотья и Пифагор

– А тогда зачем столько проблем и столько риска? — не поняла лучшая подруга.

На что получила важный и все объясняющий ответ. Дуняша и сейчас помнит слегка дрожащий от волнения Наташкин голос.

– Я так Лешика люблю, — тихо сказала она. — Я б для него все сделала, хоть в тюрьму села, а не то что трусы сняла.

Несмотря на лексику, прозвучало это не пошло, а, наоборот, возвышенно.

Дуняша тогда считала, что тоже очень любит Пифа. Но влезать в такие огромные проблемы только ради удовлетворения его пылких мечт она бы точно не стала. Если любит — подождет, а если не дождется — значит, не судьба.

А может, она так думала, потому что в их классе появился мальчик Марат? Хотя нет, впервые Кураев возник на горизонте гораздо раньше, классе в четвертом, и проучился с ними года полтора. А следующее появление — наоборот, позже, наверное, уже в десятом, когда история Лешика и Наташки достигла печального апогея.

Вот Кураева Дуняша точно не любила, в отличие от старого доброго другана Пифа. Но Марат-то как раз на нее запал сразу, и в первое свое пришествие, и особенно во второе. А на него, Маратика, — самого умного, самого модного и самого спортивного мальчика в школе — запали ровно сто процентов девичьего населения.

Нет, не сто, конечно. Наташке было глубоко по барабану наличие Марата Кураева. Все затмевал ее любимый и единственный Лешик.

Да, они умудрились пролюбить друг друга до конца школы. Уже и на очередной вопрос Дуняши про ощущения в сексе Наталья начала загадочно и хитро улыбаться — видно, не зря так старательно пыхтела и стонала. Уже и Марат собирался ехать обратно в свой Лондон, поступать в какую-то знаменитую школу экономики. Уже и Дуняша окончательно определилась, что, пожалуй, через годик-другой она сама предложит Пифу все, что тот захочет. Будущее ей виделось спокойным и удобным, каким и был сам Пиф. Конечно, он был немножко более серьезен, чем хотелось бы смешливой девчонке. Но, в конце концов, ее собственного брызжущего во все стороны веселья вполне хватит и на двоих.

А у Наташки с Лешиком тем временем случился великий облом: Наташкина мама подала заявление в милицию по поводу изнасилования ее несовершеннолетней дочери.

Наташка пришла в ужас. Она любила свою маму, естественно, но и с Лешиком они были уже почти как муж и жена. Любовь, несмотря на многочисленные преграды и предостережения, не проходила — зато тюрьма, в которую она готова была пойти ради любимого, этому самому любимому засветила вполне отчетливо (Наташке только-только исполнилось пятнадцать).

Ее мамаша была готова доказать высокому суду, что факт половых отношений наступил еще раньше. А Лешик, по ужасному совпадению, оказался на два с лишним года старше ее — в свое время ребенок лечился от костного туберкулеза и пошел в школу позже.

Так что перспектива сесть — и надолго — замаячила вполне реальная.

Наташка сделала все, как обещала. Пожертвовала самым дорогим, что у нее имелось.

В итоге, по условиям сделки с мамашей, Лешик вычеркивался из ее жизни, а мать отзывала свое заявление. Но даже в таком жестком варианте все быстро не кончилось, так как сексуальное насилие над несовершеннолетней нельзя просто взять и закрыть по соглашению сторон. Лешик почти год ходил в прокуратору как на работу. И, к его чести, вовсе не собирался отказываться от любимой.

Он оказался просто ошарашен, даже раздавлен, когда узнал, что она отказалась от него.

Ромео и Джульетта по накалу страстей могли отдыхать. Там, когда все пошло не по их сценарию, — взяли да выпили яду; по большому счету — единственный неприятный момент во всей волшебной истории.

Здесь было гораздо хуже. Наташке пришлось демонстративно отвергнуть Лешика, иначе бы он от нее не отступился и загремел бы таки в тюрьму ни много ни мало — лет на семь.

Поначалу «Ромео» был эмоционально оглушен случившимся, долго не мог поверить, искал встреч и объяснений. Когда же осознал — мгновенно и безумно женился чуть не на первой встречной.

Наташка в ответ тоже попыталась как-то закрыть зияющую в душе дыру.

Нет, стопудово, итальянско-шекспировским знаменитостям было куда проще — по крайней мере, им не пришлось дальше жить после того, как их история логично завершилась.

Наташка похлюпала носом, высморкалась и успокоившись, продолжила свое куаферское дело. Впрочем, обычное спокойное расположение духа к ней так и не вернулось. Дуняша расстроилась и за подругу, и немного за себя: обычно именно она искала в салоне душевного утешения.