Эллина Наумова: Постель и все остальное

– Спасибо за консультацию.

«А ты догадываешься, что восприятие темпа зависит от состояния, – подумала Ирина. – Говорят, время замедляется. И музыка, значит, тоже. А что еще?»

Через какое-то время явилась одноклассница и мрачно вопросила: «Что ты наделала?» Оказалось, Ринат ушел в армию. Лейтенантом. Ноги не носили по улицам, где мог в любой момент встретить Ирину. Не хотел видеть тех, с кем ее знакомил. Изменницу пробрало ознобом, но она жестоко сопротивлялась. Идея, мол, неплохая. Офицерская бескормица и нищета, кажется, позади. Квартиры военным все равно начнут давать, кто же будет бесконечно провоцировать здоровых мужиков с оружием. И еще, в страшные годы разложения многие уволились, так что звания и должности получить будет легче именно тем, кто подрядится служить родине сейчас. Может, Ринат еще поблагодарит ее за такой поворот судьбы. «Ты ли это, Ира?» – изумилась подруга. И она твердо ответила: «Да. Я ни в чем одна не виновата. Виноваты всегда оба». – «Точно, оба, Ринат и Костя», – бросила взбешенная праведница. «Не вздумай донимать меня цитатами из его гарнизонных писем твоему», – предупредила Ирина. Ни одной цитаты она не услышала. Одноклассница вскоре поссорилась с адресатом, а помириться они не удосужились.

Ирина не вспоминала про Рината, пока Костя не предоставил ей достаточно материала для сравнений. Разница между мужчиной, который наполняет, прежде чем взять, и мужчиной, который только опустошает, а восстанавливаться предоставляет самой, была громадной. Ирина приняла бы его таким. Но этот вампир, этот эгоист переспал с Татьяной, которая после спуска на веревках в чужую квартиру будто чокнулась и жила по принципу «чем хуже, тем лучше». Они даже не пытались скрыть от Ирины свою близость. Подруги очень некрасиво разругались. У Ирины земля ушла из-под ног. Летя в отчаяние, она грозила кулаком жестокому Небу и проклинала бездушный человеческий род. Очухивалась долго и трудно. Ни земле-маме, ни небу-папе, ни людям дела до ее мук не было. Эка невидаль, подружка любовника отбила. Один знакомый смеялся над такими банальностями: шалава у шалавы случайную половую связь украла. Тут катастрофа на катастрофе, взрыв на взрыве, тысячи жертв, смерть мерзкие реальные очертания приобретает. О дележке мужика даже заикаться не пристойно. Ирина и не заикалась. Выстояла. И подытожила: «Если самой, одной, можно такое вынести, то и все остальное можно».

Тем временем Костя Татьяну бросил. Она зашла к Ирине в Прощеное воскресенье, несла какую-то околесицу про гнет семейной тайны, который довел ее до нервного срыва. Девушки ужасно напились, исплакались и, казалось, снова обрели былую дружбу. Несчастье сближает? Смотря какое. Они созванивались редко, но все же чаще, чем виделись. В основном у общих знакомых. И прекратить отношения сейчас мешало лишь то, что Татьяна боялась дать Ирине повод сомневаться в искренности своего раскаяния. А Ирина не желала дать Татьяне повод сомневаться в искренности своего прощения. После Кости у Ирины были мужчины. Они уходили, она уходила. И вслух изругивала себя за Рината до хрипоты, твердя, что уже десять лет могла бы быть счастлива. Одноклассница успела разок сгонять от мужа в объятия прежнего любовника и вернулась с рассказом, что Иринин эталон носит скромные погоны, женат на толстухе, у него дочка. Упрямица не образумилась. Добрая «нянюшка» принялась исподволь внушать: еще неизвестно, что эти десять лет сделали бы с их чувствами. Одно дело – воображать совместную жизнь, другое – жить. У них даже секса не было, и неизвестно, каков идеал в постели. Ирину не проняло. И вот грянул Арсений. В ночь с пятницы на субботу трахнулись, в понедельник утром встретились в офисе, вечером снова трахнулись. Во вторник, днем на столе, не раздеваясь, но глагол не подходит. Что они делали? Любили, вероятно. И можно отпустить Рината из истерзанной памяти. Если она потеряет Арсения, жалеть будет только о нем. Но надо, нужно, необходимо не потерять.

«Все-таки пора взглянуть на бабу, которая с маниакальным упорством перебегает мне все дороги, – решила Ирина. – Надираться, прощения просить, реветь обнявшись и скулить про саратовские огни, как в прошлый раз, не будем. Но имею же я право узнать, скажет ли она мне в лицо спасибо. По телефону поблагодарить не удосужилась ни днем, ни вечером. А ведь, в сущности, я ее трудоустроила. Нет, что-то есть в физическом уничтожении соперниц, прости господи». В тот момент она с нелепой завистью думала о балетных, подпиливающих друг другу каблуки и сталкивающих с лестницы. Не мучаются нимфы угрызениями совести, хоть ногу врагиня сломай, хоть шею.