Эллина Наумова - Всё началось, когда он умер

Художественное оформление серии, иллюстрация на переплете Марины Павликовской .

У заведующей терапевтическим отделением Ангелины Ивановны Новиковой в ее сорок лет был такой жизненный и профессиональный опыт, такой милый кабинет с кондиционером в новом здании поликлиники, такая независимость от размера должностного оклада благодаря богатому мужу, что она могла позволить себе любить больных. Ангелина Ивановна жалела их до невольного закипания слез в переносице и обследовала как родную маму. Поэтому обижалась, если виновники ее душевного трепета сдерживали подобающее ответное чувство. А именно — не восхищались женщиной, которая мудро корректировала дозы прописанных докторами лекарств и щедро продлевала больничные листы на достаточные для выздоровления сроки. Ни денег, ни подарков Новикова не брала. Но искренняя улыбка, живой блеск глаз и несколько трогательных слов признательности делали Ангелину Ивановну счастливой. И тогда любой попавшийся ей на глаза сотрудник бывал заинтересованно расспрошен о житье-бытье, похвален авансом и прощен за прошлые ошибки.

Но случалось, какой-нибудь относительно молодой, здоровый и самоуверенный болван принимал заботливую обходительность Ангелины Ивановны как должное. Он полагал, что она нанялась любить всех без исключения пациентов. Особенно тех, кто жрет, пьянствует, курит и валяется на диване, вместо того чтобы оторвать от него зад и растрясти немного. А потом как ни в чем ни бывало является и жалуется на все и ни на что. Он считал, что заведующая обязана этакой крепостной бабой не замечать ни хмурого барского, то есть болваньего, чела, ни спешки при получении ее подписи на нужной справке, ни пренебрежения к ней лично и к медицине в целом. Ангелина Ивановна чувствовала себя подло обманутой и равнодушно брошенной. Ей начинало казаться, будто она унижалась. И пока мучительные обострения хронических недугов не научили каждого нахала благоговейному отношению к такому, как она, врачу, Ангелина Ивановна была обречена на искренние страдания. И все отделение на собраниях расплачивалось за то, что очередной жестоко простуженный бодрячок отказал Новиковой в симпатии.

Ибо, помаявшись и проанализировав свою безупречность, Ангелина Ивановна начинала искать виновных. По карточкам. Если расстроивший ее больной явился, к примеру, от терапевта Клуниной и медсестры Трифоновой, они и объявлялись низкопробными специалистами и лишенными обаяния, да чего там, облика человеческого, тварями. Ведь всех пациентов Ангелина Ивановна кротко именовала страждущими и неустанно вдалбливала персоналу, что муки их можно либо облегчить, либо усугубить. Вот Клунина с Трифоновой и зверствовали по мере сил в своем двадцатом кабинете. А чем же они еще могли там заниматься, если от одного их вида, от звуков голосов занемогшему человеку не становилось лучше?

Что-то в таком методе работы Новиковой с женским коллективом, бесспорно, было. Многие врачи и медсестры из кожи вон лезли, чтобы потрясти маринованную в скепсисе душу пациента до мистических глубин. Глядишь, не расстроит чувствительную начальницу. Словом, полюбит больной Ангелину Ивановну или нет, очень зависело от тружеников вверенного ей отделения. Только Клунина и Трифонова по тупости или злонамеренности не исповедовали религии личной ответственности за настроение руководящей ими Новиковой. Но во взаимной любви с сотрудницами Ангелина Ивановна не нуждалась. По этой причине очередное утреннее совещание началось с безоглядной критики ослушниц.

— Что вы вытворяете? — холодно спросила Ангелина Ивановна. И сразу разгорячилась: — Что позволяете себе вы, представительницы гуманнейшей профессии, солдаты переднего, участкового фронта нашей медицины?

— Я капитан медицинской службы, а вы меня прилюдно разжаловали в рядовые, коллега, — возмутилась хрипловатым, но приятным голосом Анна Юльевна Клунина.

Как все врачи, ставшие администраторами, Новикова с трудом переваривала старинное обращение «коллега». Тридцать человек этих самых «коллег», приветливо улыбаясь, желали ей подавиться и нетерпеливым жестом холеной руки распустить их по рабочим местам.

Анна Юльевна повернула непокорную голову к окну. В этот ранний час она выглядела свежей и веселой. После приема измотанная и постаревшая врач Клунина умоется холодной водой, достанет косметичку, медленно обрисует помадой губы, поправит самодельную незатейливую, но аккуратную прическу и, сосредоточив взгляд на носках своих легких и прочных туфель на низких каблуках, обойдет участок.