Грейс Металиус: Пейтон-Плейс

Тротуары, покрывшиеся рябью от выступающих на поверхность корней огромных деревьев, были пусты. Часы на здании городского банка, расположенного напротив суда, пробили один раз.

Была пятница, половина третьего.

Кленовая улица делила улицу Вязов ровно на две части. Широкая, затененная деревьями, она тянулась с севера на юг через весь город. В северном конце тротуар заканчивался и открывалось пустое пространство, где стояли школы Пейтон-Плейс. Именно к этим зданиям держал путь Кенни Стернс — городской мастер на все руки. Старики на скамейке у здания суда приоткрыли сонные глаза.

— Вон идет Кенни Стернс, — сказал один из них. Это было совершенно лишнее замечание, каждый видел и, более того, знал Кенни.

— Трезв, как стеклышко.

— Ну, это не надолго.

Они рассмеялись.

— И все равно, он отличный работник, — сказал старик по имени Клейтон Фрейзер, который, о чем бы ни шла речь, вечно был не согласен.

— Да, когда не слишком пьян.

— Не знаю ни одного случая, когда бы Кенни из-за выпивки пропустил работу, — сказал Клейтон Фрейзер. — В Пейтон-Плейс нет другого такого мастера: у него, что называется, «золотые руки».

— Жаль, с женой ему не так везет, как с работой, — хихикнул другой старик. — Может, для него было бы лучше быть мастером в чем-нибудь другом.

Замечание было принято одобрительными смешками.

— Джинни Стернс — бродяга и проститутка, — без улыбки заявил Фрейзер. — Не так-то много может сделать парень, женившись на прирожденной шлюхе.

— Может напиться, — сказал старик, первым начавший беседу.

Разговор исчерпал себя, все на минуту замолчали.

— Сегодня пожарче, чем в июле. Будь я проклят, если моя рубашка не намокла от пота.

— Не надолго, — сказал Фрейзер, сдвинув шляпу на затылок и взглянув на небо. — Я видел такие повороты погоды! Не проходило и двенадцати часов, как после такого же солнцепека, как сегодня, начинался снегопад. Это не надолго.

— Не очень-то хорошо для здоровья. В такой денек, как сегодня, начинаешь подумывать, не надеть ли опять летнее белье.

— Хорошо или плохо, а я бы не стал жаловаться, если бы такая погодка стояла до следующего июня.

— Это не надолго, — сказал Клейтон Фрейзер. На этот раз его замечание не спровоцировало очередную дискуссию.

— Да, — согласились старики, — это не надолго.

Кенни Стернс дошел до поворота на Кленовую улицу и исчез из виду.

Школы Пейтон-Плейс стояли друг напротив друга. Начальная школа помещалась в старом, большом, деревянном здании устрашающего вида, средняя же школа была гордостью города, она занимала кирпичное здание с огромными, чуть ли не во всю стену, окнами и внешним видом напоминала скорее небольшой современный госпиталь, чем школу. Начальная школа была построена в викторианском стиле, в худшем его варианте; с торцов зигзагом извивались отвратительные пожарные лестницы и в довершение всего это допотопное сооружение венчала открытая колокольня. Звонили с помощью толстого, желтого каната, протянутого через потолок и пол третьего этажа, его конец свисал в углу холла второго этажа и являлся вечным соблазном для маленьких учеников. Школьный колокол был тайной любовью Кенни Стернса, он полировал предмет своей любви столь тщательно, что тот сиял в лучах октябрьского солнца, как антикварная оловянная посуда. Подойдя к школе, Кенни посмотрел на колокольню и удовлетворенно кивнул.

— Твой звон приятнее звона небесных колоколов, — сказал он вслух.

Кенни стоял возле низкой изгороди, отделяющей начальную школу от первого дома по Кленовой улице. Теплый воздух наполнял аромат зелени и стружек: Кенни только этим утром закончил строить изгородь.

— В такой денек не до учебы, — сказал Кенни и беспокойно пожал плечами. Это не относилось к его невнятным рассуждениям, а скорее выражало недоумение по поводу собственных необычных эмоциональных ощущений.

Кенни хотелось упасть в траву и прижаться к ней лицом.

— Такой уж денек, — грубо сказал он, обращаясь к тихим зданиям школ. — Совсем не для учебы.

Кенни заметил маленькую веточку, нарушающую ровную линию изгороди, он нагнулся, чтобы сорвать ее, и вдруг почувствовал неожиданный прилив нежности. В следующую секунду его охватило бешенство, он сорвал пучок листьев и мял, мял его в кулаке, пока не почувствовал влагу. Кенни задыхался от внезапно нахлынувшего гнева. Когда-то давно, когда он еще не научился плевать на все и ни о чем не беспокоиться, Кенни чувствовал то же по отношению к своей жене Джинни. Тогда он испытывал точно такую же нежность, которая внезапно перерастала в желание уничтожить, подавить, завладеть силой. Кенни разжал кулак и вытер ладонь о свою робу.