Сюзан Фрейзер - Дежавю

— Чарли!

— Он подошел, чтобы поиграть с нами у песочного замка. — Девочка указала в сторону своей семьи. — Папа сказал, что я должна привести его обратно.

Чарли был всего в десяти метрах от нас, а мы думали, что потеряли его навсегда…

Я добралась до стены. Вот и малыш. Он дрожит, слезы текут у него по лицу. Я сажусь рядом с ним на корточки, протягиваю руку и касаюсь его горячей и мокрой от слез щеки.

— Не плачь, — мягко говорю я, вытирая ему слезы. — Теперь я с тобой.

Кто-то трогает меня за плечо.

— Энни?

Я поднимаю глаза. На меня сверху удивленно взирает Марк.

Я поднимаюсь.

— Марк!

— Что ты делаешь? C'est qui?

— Мэтью! — раздается поблизости женский голос. — О Мэтью, негодный мальчишка! Где ты был?

Акцент явно английский и при этом весьма жеманный. Дама протискивается мимо меня, берет малыша за руку и тащит его за собой.

— Он же потерялся! — делаю я шаг вслед. — Он стоял здесь и никуда не уходил. Он просто ждал вас! Стоял и ждал вас!

Марк хватает меня за руку и отдергивает назад. «Энни!»

Женщина окидывает меня холодным взглядом. Я с недоумением смотрю, как она отворачивается и быстрыми шагами направляется прочь.

— Он ведь потерялся! — объясняю я Марку. — А ей надо было быть внимательней! Надо быть внимательней, дамочка! — кричу я ей вслед.

Люди смотрят на меня.

— Энни! — Марк хватает меня за плечи. — Энни, прекрати, пожалуйста!

Я смотрю на него. Чего он так разнервничался?

— Правда, Марк, я наблюдала за мальчиком оттуда, с лестницы. Он был совсем один. Никто не искал его! Можешь себе представить? С ним могло случиться что угодно!

Марк смотрит прямо в глаза и кивает, гладя ладонью лицо.

Тут до меня доходит.

— Ой, черт побери, Марк! Чарли прав. Я действительно безнадежна! Правда?

— Чарли? — улыбается он.

— Да… — Я замолкаю, поняв всю нелепость ситуации.

— Все хорошо, Энни. — Он заключает меня в крепкие объятия. — Я ведь тоже все время думаю о нем.

Мы уезжаем. Марк забирает меня с работы в пятницу вечером, и мы едем в Квиберон в старом ржавом фургончике. Мы добрались туда к полуночи и решили до утра поспать в машине. Скрип открывающейся двери и холодный ветер в лицо заставляют меня проснуться. Марк уже одет и готов выйти на улицу в старой любимой выцветшей джинсовой куртке и джинсах, вытертых на коленях до белизны. Я чувствую запах рогаликов.

— Réveille-toi ( Подъем ), сонья! — Он спускается на землю, холодной рукой пролезает под одеяло и щекочет мне пятки.

Я издаю стон, натягивая одеяло на голову, вспомнив о Чарли, о том, как он недовольным голосом ворчал из-под одеяла: «Не сонья, а соня. Говори правильно, папа!»

И я вспоминаю, как мы первый раз поехали вместе с ним в кемпинг. Тогда ему было четыре. В Австралии был пасхальный уик-энд. Дождь лил как из ведра, не переставая, вселяя надежу, что он победит засуху и наполнит водохранилище у дамбы Варрагамба. А мы ехали на юг вдоль побережья. На крыше нашей машины был дешевый багажник. Он держался только с помощью полотенец, пропущенных сквозь салон через приоткрытые окна и связывающих концы креплений багажника между собой. Вода просачивалась по ним в салон, капая нам на колени, и всякий раз, когда Марк резко тормозил, наши «пятые точки» съезжали с мокрой кожи сидений. А тормозить Марку приходилось очень часто. Нам даже пришлось остановиться и достать палатку из багажника, чтобы защитить Чарли от наводнения в салоне. Растянув ее по углам кузова, мы посадили в нее Чарли. Не могу забыть о том, как он буквально светился от счастья, глядя на нас через полиэтиленовое окно палатки, и то и дело повторял: «Мне очень нравится кемпинг!» — пока, наконец, не заснул в своем маленьком пластиковом раю.

Потянувшись за джинсами, я думаю о том, накатит ли на меня очередная волна тошноты, когда я сяду? Я еще не сказала Марку. Я просто не готова.

Мы берем рюкзаки, палатку и направляемся на паром. Мне нравится, что тяжесть рюкзака оттягивает плечи назад. Мы идем к пристани, соленый ветер играет моими волосами, а чайки приветствуют нас восторженными криками. Мне очень хорошо. Атлантический океан серо-синего цвета. Я не вижу горизонта вдали, предо мной — бескрайняя синева, без начала и конца.

Ветер швыряет соленые капли на стекло иллюминатора парома, а мы, уютно устроившись внутри, сидим и потягиваем дымящийся кофе из пластиковых стаканчиков. На бумажных тарелочках лежат еще теплые рогалики с растаявшим маслом. Я голодна, и меня не тошнит. Даже волны, что раскачивают нас вместе с оранжевыми сиденьями, не вызывают негативных ощущений. Может, к началу четвертого месяца это наконец прошло. Марк сидит напротив и улыбается, как ребенок. Я улыбаюсь в ответ, надеясь, что он оставит мне третий рогалик. Но тут он отворачивается, устремляя взгляд в океан. Он чем-то озабочен.