Анна Берсенева - Антистерва

— Ну и характер у девушки! — снова засмеялся ее неожиданный собеседник. И тут же рявкнул: — К-куда? — Теперь Лола различала его отчетливее, поэтому заметила, что одной ногой он наступил на валяющийся на асфальте нож, а другой пнул подбирающегося к ножу Мурода. — Кинжал не надо трогать, ты с ним обращаться не умеешь, — назидательно добавил он, подбирая нож. — И вообще, вали-ка ты отсюда, как тебя — придурок недоделанный?

Он снова засмеялся. Лица его Лола разглядеть не могла — все-таки свет звезд она ведь придумала, — но смех у него был необычный. То есть, может быть, и обычный, но просто Лола давно уже не слышала такого беспечного смеха, да еще в обстоятельствах, которые явно не располагали к беспечности.

— Вали, вали, — повторил он, для верности еще раз подтолкнув ногой Мурода, который, впрочем, и так уже отползал в сторону, только что не поскуливая. — Вы в этом доме живете? — обратился этот смешливый человек к Лоле.

— А что? — настороженно переспросила она. — Собираетесь ко мне в гости?

— Ну уж! Я без приглашения в гости не хожу, — возразил он. — Я в том смысле, что про соседку вашу — не подскажете? Которая на втором этаже живет, во-он там, где форточка открыта.

погружалась в знакомое, любимое пространство, — ее охватывало чувство защищенности и покоя. Она сознавала обманчивость этого чувства, но его убаюкивающая сладость была сильнее того, что говорил разум. А ее усталость от того, во что превратилась жизнь, была еще сильнее.

— Посидите, пожалуйста, в комнате, — сказала она, сразу проходя на кухню. — Сейчас я воду согрею, вас перевяжу, а потом поужинаем.

— За что люблю Восток, — заявил ее спутник, — так это за гостеприимство. Привели человека с улицы, как зовут, не знаете, а ужинать — пожалуйста. Матвей меня зовут, — представился он, стоя на пороге тесной кухоньки.

— А меня Лола, — не оборачиваясь, потому что зажигала конфорку под большой кастрюлей с водой и переливала часть воды в маленькую кастрюльку, чтобы поскорее согрелась, ответила она. — Сейчас я вас перевяжу, буквально через минуту.

— Я и сам могу, — сказал Матвей. — Вы мне только бинт дайте и что-нибудь вроде йода, если есть.

— Давайте руку, — велела Лола. — Сначала помоем, а потом перевяжем.

Он послушно подошел к раковине, коротко вздрогнул, когда Лола начала лить воду ему на руку — все-таки порез на ладони был довольно глубокий — потом спросил виноватым тоном:

— Может, не надо полотенце пачкать?

— Вы бы лучше о себе подумали, а не о полотенце. — Лола обернула его руку белой льняной салфеткой. — Что начальству скажете?

— Что ежевикой укололся, — улыбнулся он. — Вон у вас ежевики сколько возле дома. Скажу, ягоды воровал.

Он был очень легкий человек, с ним было так же спокойно, как спокойно было в квартире одной, это Лола определила мгновенно. И даже еще спокойнее с ним было, чем одной, потому что спокойствие ее одиночества давно ведь было только иллюзией, а от Матвея просто физически исходила какая-то ненавязчивая уверенность, из-за которой и возникало чувство защищенности.

Впрочем, может быть, и это чувство было иллюзорным; у Лолы не было сейчас времени в этом разбираться.

— А теперь пойдемте в комнату, — сказала она. — Бинт у меня в комоде и йод тоже.

— Ух ты! — сказал Матвей, останавливаясь в дверях комнаты. — Вот это да!

Лола выдвинула ящик комода и незаметно улыбнулась. Папина библиотека производила ошеломляющее впечатление на всех, кто видел ее впервые. Когда-то все друзья читали эти книжки, и у каждого первая реакция была именно такая — изумленная.

— И Чехов синий, и Толстой коричневый, — восхищенно произнес Матвей. — Ничего себе роза Шираза!

— Еще Некрасов цвета старой слоновой кости и черный с красным Шекспир, — насмешливо добавила Лола. — А что вас так удивляет? Вы думали, я не умею читать? Давайте руку.

— Извините, — смутился он. — Я не думал, что не умеете. Просто я здесь ни у кого вообще ни одной книжки не видел, а тем более полных собраний.

— Много вы здесь могли видеть! — фыркнула Лола. — Где, интересно, вы хотели увидеть книжки, в кишлаке, что ли? Вы же в горах где-нибудь служите, наверное.

Она осторожно полила йодом его ладонь — не в рану, а вокруг, как мама когда-то учила, — и быстро перебинтовала ему руку.

— Я совсем не хотел вас обидеть, — повторил Матвей. — Я, правда, не ожидал, потому и ляпнул. У нас дома такой же Толстой, и Чехов тоже такой, с письмами. И Шекспир, кажется, именно черный с красным. Шекспир у нас в суперобложках, поэтому я не помню, — улыбнулся он.