Оливия Дарнелл - У любви законов нет

Весело кивнув Зоэ на прощание, Дельбрель сел в машину и укатил. Оливер поспешил вслед за хозяйкой к уютному домику. Молодая женщина шагала, едва ли не подпрыгивая, и прижимала шкатулку к груди, как малого ребенка.

— А где ваша сестра? — спросил Оливер, все еще не оставляя официального тона. Он присутствовал здесь как должностное, а не как частное лицо, и неважно, какие воспоминания ему навевают и этот дом, и ухоженный садик.

— Элен дома, в спальне. Может быть, она уже проснулась — мы ведь подняли такой шум!

— Как она? В порядке?

Зоэ на миг оторвалась от драгоценного ящичка и с улыбкой обернулась к Оливеру. Так мило с его стороны спросить об Элен! Он беспокоился о девушке, доставившей ему почти столько же неприятностей, как самой Зоэ. Вот чего он еще не знал, так это того, что отныне старшая сестра решила привести жизнь младшей в порядок. Поразмыслив, Зоэ поняла, что отчасти сама виновата в падении Элен: девочке с избытком хватало любви и внимания, но недоставало чувства ответственности, вот она и принялась искать дополнительных развлечений на стороне.

— С ней все хорошо, — ответила Зоэ. — Вот только умудрилась в жару подцепить простуду, наверное, ее продуло в машине. Надеюсь, что это не грипп. Ей нужно несколько дней полежать в постели.

Она распахнула дверь и сразу устремилась к столу. Осторожно открыла шкатулку и принялась извлекать ее содержимое. Оливер смотрел, как она любовно касается ювелирных изделий — будто те являются живыми существами, и в очередной раз подумал, что для Зоэ драгоценности важны не столько из-за их цены и красоты, сколько как вещественная память о любимых людях.

— Бабушкино колье! — радостно воскликнула молодая женщина. — То самое, которое дедушка подарил ей на свадьбу! Оно досталось ему по наследству от матери и обычно принадлежало старшей женщине в роду… А это? Ах, брошь с миниатюрным портретом прадедушки! А вот обручальные кольца бабушки и дедушки, со сплетенными инициалами…

Одну за одной Зоэ вынимала драгоценности и раскладывала на столе, залитом солнцем. Вскоре там уже образовалась небольшая выставка. Крупные камни отбрасывали цветные блики, золото и серебро матово поблескивало. Оливер не забывал делать отметки в описи. Вскоре стало ясно, что все на месте, и Зоэ со вздохом облегчения откинулась на спинку кресла. И вдруг, вспомнив что-то, встрепенулась и всплеснула руками.

— Ох, Оливер! Я забыла самое главное — альбом с фотографиями! Должно быть, он остался в машине у Гастона.

Оливер закусил губу. Он знал, что рано или поздно она о нем спросит, не может не спросить… И все-таки надеялся, что этого не случится. Что может быть неприятнее, чем огорошить дурной вестью человека, пребывающего в таком радостном настроении? Все равно что окатить ледяной водой!

— Дело в том, — медленно начал он, отводя глаза, — что альбома мы не привезли. Мы… В общем, нам не удалось его обнаружить.

Зоэ стремительно побледнела, хотя только что ее щеки заливал румянец радостного возбуждения. Глаза стали как у раненой лани. Оливер почти ненавидел себя за то, что испортил ей такой хороший день.

— Как же так? Ведь альбом был у Тодда! Я помню, как негодяй описывал его по телефону!

Что ей ответить? Что Тодд скорее всего выбросил альбом, потому что ему нужны были дорогие вещи, а не семейные реликвии? Наверняка преступник уничтожил лишнюю улику, которую украл, приняв за старинный фолиант, а потом разглядел и понял, что к чему… Или, возможно, драгоценная малышка Элен, о которой Зоэ так заботится, решила сделать ненавистной старшей сестре больно наиболее легким и подходящим способом…

Но ничего этого Оливер, разумеется, не сказал.

— Мы постараемся найти альбом, — произнес он как можно убедительнее.

Зоэ просительно заглянула ему в глаза и постаралась улыбнуться.

— Явам верю. У вас получится, как получилось все остальное.

Он хотел попросить ее не волноваться, пообещать, что драгоценные семейные фотографии непременно вернутся к ней, что он, Оливер, возьмет это на себя и найдет альбом во что бы то ни стало, хоть в преисподней, хоть в городской канализации… И еще, что он разделит с ней груз, который Зоэ слишком долго несла в одиночестве, и заслужила, чтобы кто-нибудь помог ей в этом. Груз ответственности за себя и Элен.

Но Оливер снова не сказал того, что было у него на уме. Потому что не мог давать ей ложных надежд, а надежды на возвращение альбома были ничтожны. Кому, кроме Зоэ, дорога эта вещь? Скорее всего она сгинула безвозвратно на какой-нибудь нарбоннской свалке, а может, и сгорела.