Ольга Дрёмова - Дар божий. Соперницы

— Давайте ставьте тарелки в мойку и отправляйтесь разбирать кровати, время уже позднее, — поддержала отца мать.

Гришка разочарованно взглянул на Андрюшку, а тот пожал плечами и состроил обиженную рожицу, давая понять, что первая попытка оказалась неудачной. Отец уже был в дверях кухни, когда Гришка, решив, что терять всё равно нечего, с трудом произнёс:

— Пап, а это правда, что мы с Андреем не ваши сыновья?

Вороновский остановился как вкопанный и замер, ощущая лопатками, что на него устремлены две пары вопрошающих глаз. У Маришки выскользнула из рук чашка и, задев о край мойки, раскололась на несколько частей.

— Что ты сказал? — произнёс Вороновский и медленно повернулся к близнецам.

— Я только спросил… — прошептал испуганный Гришка, покрываясь малиновыми пятнами. — Я ничего плохого не хотел… только спросил…

— Что… ты… сказал? — с расстановкой повторил Вороновский, внимательно посмотрел на Гришку и, отодвинув табуретку, сел обратно за стол.

— Гришка спросил, — прозвучал неожиданно звонкий, срывающийся от волнения голосок Андрея, — правда ли то, что мы не родные сыновья для тебя и для мамы?

— А вы сами как считаете? — поджал губы Лев.

— Враньё это всё, — крикнул Гришка, — это она нарочно!

— Кто это «она»? — вступила в разговор Маришка.

— Это сейчас не так важно, — остановил жену Лев, — это потом. — И он посмотрел ей серьёзно в глаза. — Ну, а ты что думаешь? — обратился он к Андрею.

— Я не знаю, мне очень хочется, чтобы это было не так, но правду знаете только вы. — Он серьёзно, не по-детски глянул на отца и, распрямив ладошки, упёр их в стол.

Маришка замерла с полотенцем в руках, не зная, как поступить, безмолвно, одними глазами, спрашивая совета у Вороновского. Тот тяжело вздохнул и, расправив ладони так же, как только что до него сделал Андрей, тихо проговорил:

— Клади, мать, полотенце и садись рядом с нами, будем разговаривать.

Три пары глаз настороженно следили за тем, что совершится дальше, и Вороновский вдруг почувствовал на себе огромную тяжесть ответственности за всё то, что произойдёт с ними через несколько минут. От его слов зависело многое, это только на первый взгляд казалось, что простой вопрос требует простого ответа и что легче всего было бы рассказать всё так, как оно было теперь уже много лет назад.

Вороновский много раз думал о том, что непременно настанет такой момент, когда придётся ворошить прошлое, объясняя многое из того, что хотелось бы не вспоминать никогда, забыть, вычеркнуть из жизни. Но ему почему-то казалось, что этот день придёт нескоро, тогда, когда ребята подрастут и с ними можно будет говорить уже на равных.

Можно было бы, конечно, откреститься от всего и, успокоив мальчишек, заявить, что вся эта история шита белыми нитками, что всё это выдумки, и ничего больше. Но шила в мешке не утаить, и, кто знает, может быть, жизнь сложится так, что этих слов ребята ему не простят никогда.

— Мне хотелось поговорить с вами об этом несколько позже, хотя бы через пару лет, когда вам исполнится лет двенадцать-тринадцать и когда на многое вы станете смотреть иначе, — начал не торопясь Лев. — Но видно, так уж вышло, что от этого разговора мне никуда не деться. История эта старая, началась она давно, ещё до вашего рождения. — Лев бросил рассеянный взгляд на сыновей и Маришку и, тщательно подбирая слова, медленно продолжал: — Под Ленинградом жил мой двоюродный брат, звали его Сергеем, у него была дочь, Анечка, милая и хорошая девочка.

Лев старался подбирать понятные для ребят слова, перекладывая старую, сотни раз пережитую историю заново, но это было совсем непросто — донести до десятилетних детей правду, не исказив её ни в чём, но и не поранив сердца ребят.

— Хорошей девочке Ане исполнилось всего семнадцать лет, когда она познакомилась с мальчиком Стасом. Ей казалось, что они полюбили друг друга. Наверное, она любила этого человека всем сердцем, потому что очень обрадовалась, когда поняла, что у них будет малыш. Но Стас этому событию был совсем не рад, и через какое-то время он, не желая осложнять себе жизнь, потребовал избавиться от ребёнка. Получив твёрдый отказ, он исчез.

— Это были наши папа и мама? — потрясённо прошептал Андрейка, и губы его мелко-мелко задрожали.

— Да, малыш, это были ваши родители, — кивнул головой Лев.

— А почему исчез Стас? Он что, струсил? И почему он бросил Аню одну? — сдвинул брови Гришка.

— Возможно, что и так, — аккуратно произнёс Лев, — а может быть, он был просто не готов взять на себя такую ответственность. Но как бы то ни было, Анна решила оставить вам жизнь и воспитать вас самостоятельно. Я думаю, это решение далось ей нелегко, ведь на тот момент она была всего на семь лет старше вас, по большому счёту она сама ещё была в какой-то степени ребёнком.