Ольга Дрёмова: Дар божий. Соперницы

— Сиротинушка ты моя казанская. — Наталья Эдуардовна хотела прижать к себе мальчика, но тот вывернулся, обиженно сверкая глазами.

— Не смейте так говорить про наших родителей, вы нехорошая и злая!!! — крикнул он, сорвавшись с места, и бросился бегом в мужской туалет.

— Мы сегодня всё расскажем маме с папой, — серьёзно проговорил Андрейка, не спеша отправляясь вслед за братом.

Никто их удерживать не стал, а между коллегами повисла короткая пауза.

— Зачем вы это сделали? — укоризненно качнула головой Стрешнева.

— Во-первых, вы сами меня вынудили, а во-вторых, — успокаивающе произнесла она, — что Богом ни делается, всё к лучшему, всё равно бы они когда-нибудь узнали, и без нас с вами, так что не переживайте. — И она, покровительственно похлопав учительницу по руке, зашагала в сторону лестницы, делая по пути замечания и отдавая направо и налево ценные указания.

Стрешнева посмотрела завучу вслед и глубоко вздохнула. Бывают же на свете такие люди! Их хлебом не корми, дай только покопаться в чужой жизни и почувствовать себя хотя бы на миг Господом Богом! Вот взяла и за какую-то минуту перевернула вверх дном всё, что люди старались построить почти десять лет! Зачем, спрашивается, кто её просил влезать?

А в это время в мужском туалете второго этажа бушевали нешуточные страсти. Ревущий во всё горло Гришка размазывал ладошкой слёзы по лицу и, захлёбываясь, выкрикивал невыполнимые угрозы, потрясая маленьким кулачком в сторону обидчицы. Андрей, напротив, стоял задумчивый и озабоченный, но никаких слёз у него на лице не было. Вытащив клетчатый платок из кармана пиджака, он протянул его брату.

— Гринь, ты умойся, а то скоро звонок, да на вот, вытрись, ты небось опять свой потерял. Чего рыдать-то да грозиться попусту, давай лучше по-другому поступим.

— А как? — хлюпнул носом братишка. — Подкараулим её и побьём как следует, чтобы не врала, да? Только маски наденем, а то узнает.

— Никого мы колотить не станем, глупости не говори. Давай успокаивайся. Я другое подумал: а вдруг то, что она говорит, правда? — И он вопросительно глянул на брата.

— Ты что, с ума сошёл? — снова сжал кулаки Гришка.

— Много мы с тобой знаем, — рассудительно проговорил Андрейка. — Что кулаками-то без толку махать? Если бы всё это чистым враньём было, стала бы она, — он мотнул головой в сторону коридора, — забор городить.

— Ты думаешь, она сказала правду? — глаза Гришки расширились от ужаса.

— Вот это нам и нужно будет выяснить, — авторитетно проговорил Андрейка.

— Андро, слышь, а как мы это будем делать?

— Поживём — увидим, — серьёзно ответил братишка, беря из потной руки брата свой носовой платок. — Нет такой ситуации, из которой не было хотя бы двух выходов. Придумаем, Гринь, не грусти, не зря же мы с тобой Вороновские.

С горем пополам отсидев последние два урока, Гришка и Андрей спускались вместе со всеми строем в раздевалку. Они вышли из класса последними и пристроились в самом хвосте шеренги. Андрюшка был в глубокой задумчивости, а Гришка, более эмоциональный и взрывной, нежели братишка, до сих пор хлюпал носом и нервно сжимал кулаки.

Удачно проскочив мимо учительницы, поджидавшей их в дверях раздевалки, они, с расшнурованными ботинками и незастёгнутыми воротниками, выбежали на улицу.

Несмотря на то что завершалась вторая четверть и вот-вот должны были наступить любимые новогодние праздники, на улице мало что напоминало декабрьские студёные деньки. Глубокая оттепель растопила снег, школьный двор был покрыт противной талой жижей, воздух был влажным и тяжёлым, а по асфальту текли грязные тоненькие ручейки. Посреди всего этого серого безобразия было практически невозможным представить себе сверкающую всеми огнями нарядную новогоднюю ёлку.

Гришка волочил мешок со сменкой по самой середине слякотной лужи, с удовольствием наблюдая, как прорезиненная ткань сумки, словно катер, оставляет за собой двустороннюю волну. Для того чтобы волна была круче, ему самому приходилось, словно буксиру, идти впереди мешка, шлёпая по ручейку тяжёлыми намокшими ботинками.

Андрей старался обходить глубокие лужи, забираясь на бортики тротуара. Пытаясь удержать равновесие, он на вытянутых в разные стороны руках держал портфель и мешок и, балансируя, словно канатоходец, медленно продвигался вперёд. Возможно, он и дошёл бы до дома в относительно сухой обуви, но, заглядевшись на умывающихся в луже воробьёв, он на какое-то время потерял бдительность и со всего размаху угодил в глубокую яму около самого бортика, хорошо замаскированную корочкой талого снега. Поняв, что ботинки безвозвратно вымокли и беречь их от воды больше не имеет никакого смысла, он бросил это безнадёжное занятие и с удовольствием присоединился к затее брата.